Настоящие люди - [49]

            Настало время прощаться. Оленеводы отправлялись назад на юг, заходить в проклятые земли они не хотели.

            — Передай ему, что шаман велел, — шепнул Мэмыл на ухо вожаку.

            Гиву помолчал. Он не хотел выполнять поручение шамана, но выбора не было.

            — Старый Иный с тобой говорить хочет, — пробормотал он.

            — Знаю, — кивнул Элгар. Мужчины, судя по всему, уже давно покинули Улык и разминулись с Умкой.

            — Не ходи в Улык. Ничего, другой шаман родится, случалось людям много зим без шаманов жить, а вот такие, как ты, больше нужны, чтобы шкуры считать, чтобы с южанами торговать… шаман, он что?.. Это вам, морянам, шаман нужен — море задобрить, китов вызвать или бурю отвести. А нам даже в самое голодное время оленей хватит. А своих не хватит, так чужих возьмем. В моем роду трусов никогда не было.

            — Много важничаешь, Гиву. — Пробурчал кривоносый Мэмел. — Я с шаманом спорил, так мое стадо прошлой весной мор скосил.

            — Погоди, погоди, Элгар! Не ходи к старику, — замахал руками Гиву. — Вот что лучше — давай с нами до самого кочевья. У нас знаешь что, знаешь что…

            — Девушки!

            — Ухх… хороши! Такому воину и охотнику одной жены мало, возьмешь вторую, какая понравится. Никто тебе не откажет! Все захотят с тобой породниться.

            Элгар с легкой улыбкой слушал разговоры оленоводов. Он знал, что никуда не поедет, и не будет выбирать себе жену. Жизнь, которую азартно и с искренним восхищением описывали для него эти веселые, добрые люди представлялась Элгару чуждой и невозможной. Казалось бы, стоило сказать одно слово: «Остаюсь!» — и все, о чем с таким увлечением рассказывали кочевники, сбудется. Он больше не будет одинок, появится жена, появятся дети и он, постаревший, будет сидеть у очага и курить трубку, слушая их болтовню. А с каждых встреченных саней будут приветствовать его, как родича или друга. Одиночество, испугавшись, оскалило зубы, и вздыбило шерсть, всеми силами пытаясь отогнать соблазнительные мечты.

            — Нет, не могу, — Элгар с улыбкой поблагодарил за лестное предложение. — Нужно возвращаться. Умка ждет, да и…

            Он не стал объяснять, что Инира ему не жена, но и врать не стал. Просто рассеяно махнул рукой под новый взрыв хохота расслабившихся оленеводов.

            — Понимаем! Сами молодые были!

            — Ты все же отцу, Умке скажи… пусть не сердится на нас.

            — Скажу! — пообещал Элгар. — Обязательно передам ему!

            ***

            Когда Элгар уехал, оленеводы начали долгий обратный путь в Улык. Они не знали, что вернувшись, застанут занесенное снегом пепелище. Они кочевали вдоль побережья, рассказывали сказки и обсуждали планы на следующую ярмарку, а в это время Улык горел. После большого сбора и удачного похода против инук моряне расслабились и потеряли бдительность. Поэтому никто не был готов, когда ранним утром Амарок поднял к солнцу два лука, как положено было у инук перед сражением. Несмотря на неожиданное нападение, луораветлан оказали орде коряков достойное сопротивление. Мало кто сдался без боя.

            Амарок смотрел на поднимающиеся к небу столбы дыма. Прожорливый, ненасытный огонь доедал жилища чавчу, но молодой вождь не чувствовал удовлетворения. Чужая боль не принесла ему никакой радости. Вид искалеченных тел и сломанных яранг неприятно напоминал о том, что он сам застал в Катаюк после нападения чавчу. Амарок не мог сейчас вызвать в себе ненависть к чавчу. Сильную боль ему причинил вид разорванной куклы, втоптанной в землю. Вывалившиеся из нее опилки смешались с пролитой кровью.

            «Так надо», — твердил себе Амарок. Ради безопасности племени, ради будущего мира и ради себя. Потеряй он уважение в глазах соплеменников, те тут же вспомнят и мрачные обстоятельства его рождения, и связанные с близнецами суеверия. Если не убьешь, то будешь убит. Так происходит всегда, когда два хищника сталкиваются, не поделив добычу. Ты или хищник, или жертва. Таков закон природы, одинаковый и для людей, и для животных. В сказках, которые он слышал в детстве, собаки, вороны и медведи были похожи на людей, они строили себе дома, катались на санях и готовили еду на огне. В жизни все происходило наоборот — люди часто уподоблялись животным. Спорили за добычу, за женщин, за землю, и побеждал всегда самый смелый и безжалостный.

            «Я этого не хотел, — сказал вождь мертвецам, — я мог перебить ваших мужчин на Имегелине. Мог напасть на вас неожиданно, под покровом ночи. Я не хотел этих смертей, вы принудили меня».

            Ликование инук и коряков было для него еще противнее, чем стоны умирающих. Для соплеменников он снова был непобедимым вождем, они внимали каждому его слову, но их поклонение не приносило Амароку радости. Единственным, кто не разделял всеобщего ликования, был Милют, старейшина коряков. Он знал, что без Амарока набег был бы обречен. Милют недооценил отвагу луораветлан и их численность. Он полагал, что в Улык они вряд ли встретят больше двух десятков воинов, а напоролись на полсотни. Омрын не соврал, предупреждая об оставшихся у моря оленеводах. Когда луораветлан вышли навстречу наступающим корякам, только присутствие Амарока и его людей удержало коряков от бегства. Вождь инук успел убить четверых чавчу, прежде чем опомнившиеся союзники вступили в сражение.