Настоящая крепость - [36]

Официальная резиденция архиепископа располагалась в величественном парке площадью чуть менее трех лесистых, красиво озелененных акров, которые сами по себе стоили не столь уж малого состояния, учитывая цену недвижимости в Теллесберге. Сам дворец был великолепным зданием, построенным из мрамора золотистого цвета Армаков и предназначенным для размещения одного из архиепископов Матери-Церкви в великолепии, соответствующем его высокой должности, но вкусы Стейнейра были несколько проще, чем у большинства предыдущих прелатов Старого Чариса. Великолепная мебель, которой, например, его непосредственный предшественник наполнил этот кабинет, была убрана в начале пребывания Стейнейра в должности. Он заменил их мебелью, которую они с Ардин Стейнейр, его давно умершей женой, собрали за время совместной жизни. Вся она была подобрана с достаточным вкусом, но в то же время оставалась старой, удобной и (очевидно) любимой.

В данный момент Стейнейр полулежал, откинувшись назад, в глубоком кресле, которое его жена Ардин заказала для него, когда он впервые был рукоположен в епископы. С тех пор он восстанавливал его по меньшей мере дважды, и, судя по состоянию ткани, в ближайшее время ему придется снова обновить его. Причина, по которой он собирался это сделать (на этот раз), удовлетворенно лежала, свернувшись калачиком у него на коленях, мурлыча от счастливого собственничества. Белоснежный ящерокот, чьи когти разодрали обивку когтеточки в форме кресла, которой его так любезно снабдили, и которого тоже звали Ардин, несмотря на то, что он оказался самцом, явно не сомневался в том, кто кому принадлежит, что бы ни думали глупые люди.

Теперь Ардин-ящерокот прервался и поднял голову, чтобы неодобрительно взглянуть на Стейнейра, когда архиепископ отклонился достаточно далеко в сторону, чтобы налить свежую порцию бренди в предложенный бокал Уэйв-Тандера. К счастью для взгляда ящерокота на правильную организацию Вселенной, процесс наполнения не занял много времени, и анатомия его матраса относительно быстро вернулась в соответствующее положение. Что еще лучше, руки, которые были отвлечены от своей надлежащей функции, возобновили свое послушное поглаживание.

— Такое облегчение осознавать, что духовный пастырь империи сделан из такого сурового материала, — сухо заметил Уэйв-Тандер, указывая бокалом на большие, сильные руки, ритмично поглаживающие шелковистую шкурку ящерокота. — Мне бы не хотелось думать, что тобой можно легко манипулировать — или, не дай Бог, позволить доминировать над собой!

— Понятия не имею, о чем ты говоришь, — ответил Стейнейр с безмятежной улыбкой.

— О, конечно, нет! — Уэйв-Тандер фыркнул, затем позволил новому глотку бренди прокатиться по его языку и отправить медовый огонь вниз по горлу. Он наслаждался этим ощущением, но затем выражение его лица стало серьезным, когда он снова обратил свое внимание на истинную причину сегодняшнего вечернего визита.

— Понимаю логику твоих планов путешествия, Мейкел, — сказал он трезво, — но я бы солгал, если бы не сказал, что у меня тоже есть некоторые существенные оговорки по этому поводу.

— Не понимаю, как человек, на которого возложены твои обязанности, может чувствовать себя иначе. — Стейнейр слегка пожал плечами. — На самом деле, во многих отношениях я сам действительно предпочел бы остаться прямо здесь, дома. И не только из-за возможности подстерегающих убийц или каких-либо более приземленных опасностей, связанных с поездкой, или даже из-за того факта, что я предполагаю провести довольно много времени, испытывая невыразимую скуку. — Он поморщился. — С другой стороны, и даже учитывая все эти причины, по которым я должен оставаться дома, их справедливое значение, я все равно не могу оправдать отказ от поездки. Во-первых, потому что это моя духовная ответственность как архиепископа Церкви Чариса. У нас было более чем достаточно отсутствующих архиепископов, которые посещали свои архиепископства на один или два месяца каждый год! Дети Божьи заслуживают лучшего, и я намерен проследить, чтобы — в меру своих возможностей — они это получили.

Губы Стейнейра сжались, а глаза потемнели. Уэйв-Тандер лучше, чем кто-либо другой, знал, что Мейкел Стейнейр был одним из самых нежных от природы людей, которых когда-либо создавала человеческая раса. Однако в тот момент, глядя в эти глаза, видя это выражение, он еще раз осознал, какая огромная пропасть лежит между словами «нежный» и «слабый».

— И даже если бы это было неправдой — а это так, и вы знаете это так же хорошо, как и я, — продолжил Стейнейр через мгновение, — абсолютно необходимо, чтобы у людей за пределами Старого Чариса было лицо, которое можно было бы связать с моим именем. Или, скорее, с моей должностью. Пройдет совсем немного времени, прежде чем храмовой четверке удастся провести контратаку. Когда это произойдет, Церковь Чариса столкнется с первым настоящим испытанием своей силы и стабильности. И, честно говоря, в данный конкретный момент степень этой силы и стабильности все еще остается неизвестной величиной. Я уверен в состоянии Церкви здесь, в Старом Чарисе, и с оптимизмом смотрю на Эмерэлд и Чисхолм, учитывая мою переписку и… другие доступные нам разведывательные возможности. Но было бы ужасно несправедливо по отношению к таким людям, как архиепископ Фейрмин в Эмерэлде или архиепископ Павал в Чисхолме, ожидать, что они будут твердо стоять перед лицом бури, подобной той, что будет, и поддерживать с ними свое духовенство, по крайней мере, не имея возможности встретиться со своим старшим архиепископом лицом к лицу.