Настоящая крепость - [10]

— Честно говоря, что меня больше всего впечатляет в чисхолмцах, — продолжил сейджин вслух, — так это то, как легко и плавно они, похоже, приспосабливаются к новой тактике.

Он поднял бровь, глядя на Грин-Вэлли, приглашая прокомментировать, и барон кивнул.

— В этом вы правы, — согласился он. — Мне кажется, что их офицеры понимают причины новой тактики даже быстрее, чем в наших войсках. И они делают это не просто для того, чтобы их величества были счастливы. Если уж на то пошло, они даже не просто повторяют то, чему мы должны их научить. Вместо этого они думают о том, почему мы внесли именно такие изменения, и ищут способы сделать то, чего мы уже достигли, еще более эффективным.

— У меня тоже сложилось такое впечатление, — признал Мерлин.

— На самом деле, я не видел никаких признаков того, о чем больше всего беспокоился, — сказал Грин-Вэлли. Бровь Мерлина снова приподнялась, и барон пожал плечами. — У Чариса никогда не было ничего, что кто-либо в здравом уме назвал бы «армией», Мерлин. У нас был непревзойденный военно-морской флот, и никто не хотел сталкиваться с нашими морскими пехотинцами в море, но с точки зрения того, что сухопутная держава назвала бы армией, Чарис даже нельзя разглядеть на карте.

— Однако здесь, в Чисхолме, — продолжил он, откидываясь на спинку стула с напряженным выражением лица, — армия явно доминирует. Именно армия сломила власть знати и обеспечила стабильность здесь, дома, которая позволила отцу императрицы — и ей, в свою очередь, конечно — достичь процветания королевства. Король Сейлис, возможно, начал строить флот, как только смог, поскольку Чисхолм нуждался в нем для защиты своей торговли от корисандских каперов, но лишь созданное армией процветание позволило ему это сделать. Так что, в то время как мы, чарисийцы, склонны расточать свое восхищение и гордость — не говоря уже о драконовской доле в нашем богатстве — военно-морскому флоту, в Чисхолме все было наоборот.

Он снова пожал плечами.

— В этих обстоятельствах я больше всего боялся того, что чисхолмцы автоматически отвергнут наши советы относительно новой тактики. Ведь что может знать кучка морских пехотинцев о реальных условиях и требованиях ведения войны на суше? Во многих отношениях это тоже был бы вполне разумный вопрос. Если уж на то пошло, я полагаю, что многие чарисийские военно-морские офицеры чувствовали себя точно так же, когда дело касалось чисхолмского флота, если уж на то пошло. И тот факт, что именно наши морские пехотинцы вели все настоящие боевые действия в Корисанде — что их армия была полностью обделена, сидя здесь дома, — вполне мог разжечь их негодование. О, они сказали, что приняли аргументы в пользу логистики. Что они понимали, что мы могли доставить только столько людей через столько миль океана, а это означало, что мы не могли позволить себе взять с собой кого-либо, кто еще не был экипирован и обучен новому оружию. Но я боялся, независимо от их высказываний, что они возмутились бы, если бы с ними обращались как с какой-нибудь фермерской командой и оставили сидеть в землянке, пока игроки высшей лиги отправлялись на войну.

— На самом деле, это было то, чего я ожидал, и не только из-за какой-то мелкой заботы об армейской «чести». Вы так же хорошо, как и я, знаете, что престиж — и способность указывать на прошлые достижения — играет большую роль в том, насколько большого успеха могут ожидать армия или флот. Это профессиональная армия с профессиональным офицерским корпусом, Мерлин. Они, должно быть, беспокоились о том, что когда их оставили дома, в то время как кто-то другой вел все боевые действия, могло… негативно повлиять на их карьерные перспективы, можно сказать. Я видел явный оттенок негодования у многих гражданских чисхолмских бюрократов, которые, похоже, считают, что Чарис получил несправедливую долю власти и преимуществ в империи, поэтому не думаю, что было бы неразумно, если бы армия чувствовала себя так же.

— Знаю. — Мерлин кивнул. — Я видел то же самое — я имею в виду бюрократов, — хотя по какой-то странной причине они кажутся немного более осторожными в проявлении своего негодования по отношению к императору или императрице.

— Нет, правда? Интересно, почему это может быть? — Грин-Вэлли размышлял с невинной улыбкой, и Мерлин фыркнул.

— Как я уже сказал, я действительно был обеспокоен возможным недовольством армии из-за того, что ее «оставили в стороне» от кампании в Корисанде, — продолжал Грин-Вэлли. — И я видел немного этого, но не очень много, спасибо Лэнгхорну.

— Значит, они, похоже, тоже не расстроены внезапным вливанием всех морских пехотинцев? — спросил Мерлин.

Он внимательно наблюдал за Грин-Вэлли. Барон был выбран для своего нынешнего назначения, несмотря на его относительную молодость — ему все еще не исполнилось сорока лет — и болезненно нового возвышения среди аристократии, не просто потому, что он был так хорош в своей работе, но из-за остроты его проницательности. Теперь Грин-Вэлли криво покачал головой сейджину, как бы упрекая его за то, что он задал вопрос, на который они оба, очевидно, уже знали ответ.