Наставники - [94]

Всякий раз, бывая у Гея, мы осматривали его «экспонаты», и сегодня нам пришлось осмотреть их еще раз. Пришла жена Гея – маленькая, словно птичка, и такая же древняя, как он, но очень деятельная – она намотала ему на шею огромный шарф, а потом он с ее помощью влез в толстенную шубу и, пришаркивая, повел нас в дальний конец сада. Все «экспонаты» Гея были связаны с сагами, и прежде всего он показал нам вылепленный из глины макет острова Исландия – на этом огромном, вытянувшемся в длину почти на сто футов макете Гею удалось обозначить все упоминаемые в сагах поместья.

– У героев моих саг не было городов, – с гордостью объявил он. – Только обширные поместья, да вокруг бескрайнее море. Они знали, как надо поступать с городами. Они предавали их огню и мечу. Огню и мечу – такой у них был обычай.

Он помнил каждое поместье, словно провел в древней Исландии детские годы. Когда мы вернулись в дом и прибежавшая жена выпутала его из шарфа, а потом помогла ему снять шубу, он показал нам сделанные им самим модели древних исландских домов и кораблей, вытащил рисунки, на которых он изобразил героев саг, пользуясь краткими и отрывочными описаниями их внешности. Он интересовался всем этим так горячо и живо, словно приступил к своей работе только вчера. В некоторых его рисунках чувствовался недюжинный талант художника-портретиста; особенно меня поразили изображения Гудруна и бледного, высокомерного, неистового Скарпхединна с боевым топором на плече.

– Да-да, страшное оружие, – сказал Гей. – Замечательный, знаете ли, топор.

Он любовно изучал самые незначительные подробности, упоминаемые в сагах. И отчасти из-за этого его признали «великим знатоком». Он не отличался острой мудростью Винслоу, который, кстати сказать, не сделал за всю свою жизнь ничего замечательного. Не слишком одаренный и пылко тщеславный, Гей радовался своим успехам, как школьник, получивший награду. Он работал истово и самозабвенно. Ему доставляли истинное наслаждение самые ничтожные находки. Он вкладывал в работу все духовные и физические силы, не скованные скепсисом или критическим отношением к себе самому и своим занятиям. Он не мучил себя – просто никогда не задавался – вопросами о смысле бытия, но вместе с тем обладал живым, хотя и узконаправленным творческим воображением – воображением стихийного реалиста. Оно помогало ему как бы въявь представлять себе героев саг, их дома, их грубую утварь, скудную пищу и примитивное, но грозное оружие – он ясно видел этих людей, постоянно борющихся за существование, часто растерянных, сбитых с толку, плохо ориентирующихся в необычных обстоятельствах, но неизменно отважных и прямодушных, как японские камикадзе. Он видел их всех вместе, отдаленных от него временем, но видел и каждого в отдельности, крупным планом, – тут-то ему на помощь и приходило его творческое воображение. Он отдал им всего себя, всю свою жизнь – и добился вполне заслуженного признания, хотя среди его соперников, оставшихся в тени, можно было встретить ученых, более одаренных, чем он.

Он увлеченно рассказывал нам о каждом «экспонате», пока служанка не внесла в комнату огромный чайный поднос.

– Так-так. Чай, – с несколько иным, но тоже радостным оживлением проговорил Гей. – Превосходно.

Оказалось, что дома он съедает за полдником не меньше, чем в колледже перед собраниями. Он ел молча, пока не насытился – лишь время от времени коротко просил пододвинуть к нему какую-нибудь тарелочку. Когда он утолил первый голод, я возобновил свои попытки:

– Предписаниями Устава вам отводится особая, исключительная роль в нынешних выборах.

– Так-так. Действительно, – сказал Гей, со смаком прожевывая кусочек фруктового торта.

– Вы самый заслуженный ученый в нашем колледже.

– Самый серьезный ученый северной школы, как говорят мои берлинские коллеги, – вставил Рой.

– Они именно так и говорят, Калверт? – переспросил Гей. – Превосходно.

– Вы старший член нашего Совета, – продолжал я, – а значит, на вас лежит вся полнота ответственности за правильное проведение нынешних выборов. Мы уже успели заметить, что вы относитесь к своим обязанностям отнюдь не формально. Вас заботит не только форма. Вы хотите, чтобы правильные по форме выборы выявили достойнейшего но существу кандидата.

– Именно, – поддержал меня Рой.

– Я не вправе манкировать своим долгом, – сказал Гей.

– Выявление достойнейшего кандидата и есть ваш долг, верно?

– Совершенно верно, – согласился Гей, отрезая себе еще кусочек торта.

– Нам нужен совет. Только вы один и можете нас вразумить. Мы очень встревожены, – сказал Рой:

– Так-так. Действительно.

– Нам надо выбрать достойнейшего, – сказал я. – Кроуфорда или Джего. Мы надеемся, что вы укажете нам, кто из них достойнее.

– Кроуфорд или Джего, – повторил Гей. – Да-да, я, по-моему, знаю их обоих. Джего служит у нас казначеем, не так ли?

Разговор с ним требовал немалой выдержки. Капризы его памяти были непредсказуемы. Он помнил самые незначительные открытия, касающиеся древней словесности, и мог забыть, как зовут Деспарда, которого знал пятьдесят лет.

– Мне казалось, что вы собираетесь поддерживать Кроуфорда, – заметил Рой.