Наставники - [92]

Подавленный спокойной весомостью этой речи, Джего с минуту молчал. Потом проговорил:

– Травля моей жены была организована для того, чтобы я снял свою кандидатуру.

– Мне не нужно, чтобы вы снимали свою кандидатуру, и, таким образом, ваши претензии ко мне безосновательны.

– Однако вашим союзникам это, по-видимому, нужно, – сказал Джего. – Я постараюсь защитить свою жену от оскорблений, но, пока мои коллеги поддерживают меня, я своей кандидатуры не сниму.

Кроуфорд ничего на это не ответил, и профессорская погрузилась в тишину, потому что все другие разговоры оборвались еще несколько минут назад.

Зазвонил колокол, возвещающий обед, и Кроуфорд, пытаясь смягчить их враждебный диалог банально дружелюбной концовкой, спросил Джего:

– Вы идете в трапезную?

– Нет, – ответил тот, – я буду обедать со своей женой.

Мы вышли из профессорской, так и не нарушив неловкого молчания. По пути в трапезную Кроуфорд угрюмо хмурился, и я понял, что его бесстрастность была только маской. Он сел рядом со мной, молча съел первое, а когда подали рыбу, сказал:

– Я человек сдержанный, и мне отвратительны беседы на грани скандала.

– А по-моему, хорошо, что он с вами поговорил, – сказал я.

– Меня не интересуют все эти дрязги. Он мог бы заметить, что я никогда не прислушивался к сплетням. Мне нет никакого дела до их дурацких ссор и взаимных обвинений.

Однако претензии Джего все же смутили Кроуфорда: он был по-своему справедливым и беспристрастным человеком. Деспард-Смит ушел сразу после обеда, а мы – Кроуфорд, Гетлиф, Найтингейл и я – отправились в профессорскую. Вина в тот день никто не заказывал, и Кроуфорд, покуривая за кофе трубку, озабоченно сказал:

– Похоже, что миссис Джего действительно прочитала ваше обращение, Найтингейл. Это очень неприятно.

– Очень, – с ухмылкой подтвердил Найтингейл. – Но с другой стороны, чем раньше она узнает, как к ней здесь относятся, тем скорее сделает необходимые выводы.

– Я уверен, – продолжал Кроуфорд, – что никто из наших коллег не мог послать ей эту листовку – такой поступок всякий порядочный человек счел бы весьма и весьма неблаговидным.

Кроуфорд сказал это с явным беспокойством, и несколько минут мы молчали. Потом Найтингейл снова ухмыльнулся.

– А может быть, она просто рылась тайком в бумагах своего мужа и сама нашла то, что для нее вовсе не предназначалось, – предположил он.

– Я уверен, что ваша листовка попала ей в руки не так, – посмотрев на Найтингейла, сказал я.

– А можно узнать, на чем основана ваша уверенность? – спросил меня Найтингейл.

– Миссис Джего пришла ко мне сразу же после того, как прочитала листовку, – ответил я.

– Вполне вероятно. И что же из этого следует?

– Она была слишком потрясена, чтобы говорить неискренне.

– И вы думаете, это может кого-нибудь убедить?

– Я думаю, что вам прекрасно известно, как к ней попала ваша листовка.

Я не сумел поймать его взгляд, однако он не вздрогнул и даже не побледнел. Его волновали только собственные неурядицы. Упомяни я о них – и он стал бы абсолютно беззащитным. Разбудив его зависть, напомнив ему о Королевском обществе или других неудачах, можно было мгновенно превратить его в страдальца. Ничто иное его не задевало. Он не считал свои поступки безнравственными. Он задумывался об их нравственной окраске, только когда его «третировали» как жалкого неудачника. Клеветнические слухи и тайные сплетни представлялись ему самым обычным оружием в предвыборной борьбе. Он был слишком раздерган, чтобы думать о нравственности.

– По-моему, ваше утверждение не слишком доказательно, – сказал мне Кроуфорд. – Вполне вероятно, что эту грубую шутку сыграли с ней ее враги вовсе не из нашего колледжа.

– Вы в самом деле так думаете? – спросил я.

– Если уж говорить откровенно, – ответил Кроуфорд, – то я думаю, что мы обсуждаем бурю в стакане воды. Ни для кого не секрет, что у нее сейчас трудный возраст. А Джего всегда был склонен к преувеличениям. И, однако, я считаю, что нам всем надо вести себя поспокойней. Мне иногда кажется, что нынешние выборы порождают слишком много пустопорожней, но опасной суеты. Нам следует почаще напоминать нашим особенно рьяным союзникам, что в любом деле необходимо соблюдать чувство меры.

Он молча положил на стол свою трубку и заговорил снова:

– В любом замкнутом сообществе люди рано или поздно начинают действовать друг другу на нервы. Я думаю, что Устав должен обязывать всех – или по крайней мере всех неженатых – работников колледжа ежегодно проводить три месяца за границей. Кроме того, я полагаю, что нам надо выработать чрезвычайно строгие нормы взаимной вежливости – и чем скорее мы это сделаем, тем лучше. Я глубоко убежден – во всяком чисто мужском сообществе должен существовать незыблемый кодекс общения, нарушать который не позволено никому.

Я заметил, что Найтингейл слушает бесстрастную речь Кроуфорда с напряженным вниманием и в конце каждой фразы согласно кивает головой. Впрочем, нет, он слушал Кроуфорда с напряженным и почтительным восхищением.

Через несколько минут Кроуфорд собрался уходить и спросил Найтингейла:

– Вы сейчас не очень заняты? А то мы могли бы немного прогуляться.