Наставники - [111]

– Вы не имели права рисковать счастьем ваших друзей!

– Меня всю жизнь будет мучить совесть, Пол, – с глубоким раскаянием проговорил Браун, не пытаясь отвергать обвинений Джего.

А тот несколько минут молчал, потом внезапно сел и пристально посмотрел на нас.

– Я хочу задать вам один вопрос, – сказал он. – Вы уверены, что этот человек наберет завтра утром абсолютное большинство голосов?

– Уверен, Пол. Если мы вообще можем быть в чем-нибудь уверены, – ответил Браун.

– Как же это так? – воскликнул Джего. – Почему я должен за него голосовать? Почему должен отдавать ему победу? Меня втравил в это Кристл. Так почему же теперь-то я должен ему подчиняться?

– Вы должны сдержать свое слово, – сказал Браун. – Мне никогда не нравилась эта затея, но вы дали слово и должны его сдержать.

– Ну, а это уж мне решать – должен я или не должен!

– Разумеется, – по-прежнему совершенно спокойно сказал Браун. – Но я надеюсь, что вы решите его сдержать. Иначе ваши противники объявят, что Кроуфорд в подобных обстоятельствах свое слово сдержал бы, а значит, они с самого начала были правы.

– И вы тоже теперь считаете, что они с самого начала были правы?

– Я, как и раньше, глубоко убежден, что они ошибаются.

– Даже сейчас, когда узнали, что я готов нарушить свое слово?

– Я знаю, что иногда вас обуревают искушения, от которых я, по счастью, избавлен. Но я, кроме того, знаю, что вы умеете с ними справляться.

– Вы настоящий друг, Артур, – с внезапно проснувшейся благодарностью проговорил Джего.

Он посмотрел на нас измученными глазами и сказал:

– Выходит, завтра утром я должен сам отдать победу Кроуфорду. И этим я тоже обязан Кристлу. Я знаю, вы считали его своим другом, Артур, но, по-моему, он гнуснее их всех.

– Я понимаю ваши чувства, Пол, – проговорил Браун, – однако вы не правы.

– Неужели вы даже теперь готовы ему доверять?

Браун улыбнулся грустно, иронично и мудро, этой улыбкой он дал нам почувствовать, что будет доверять Кристлу так же осторожно, как и раньше. Браун неплохо изучил своих друзей и прекрасно знал, что они всего лишь люди, а поэтому от них можно ожидать и предательства, и беззаветной преданности. Люди всегда остаются людьми. Понимая это, Браун никогда не падал духом, но в его спокойном оптимизме я не раз замечал оттенок грустной иронии.

– А как же вы-то будете теперь здесь работать? – спросил его Джего.

– Пол, – мягко ответил ему Браун, – мне было очень важно добиться вашего избрания, и я не смог этого сделать. Вы, безусловно, имеете право меня обвинять, но не забывайте, что и мне первое время будет здесь не так-то легко. Меня глубоко огорчают наши разногласия с Кристлом. И мне очень тяжко сознавать, что ректором станет Кроуфорд. Короче, если не считать вас, я больше, чем кто бы то ни было, удручен нашим поражением.

– Это же очевидно, – поддержал я Брауна.

– Но я не собираюсь удаляться в пустыню, – проговорил Браун. – Нам не повезло, к тому же мы далеко не лучшим образом вели предвыборную борьбу, и я никогда не прощу себе ваших мытарств. Но это случилось, Джего, и с этим необходимо смириться. Мы не дети, и нам придется ладить с нашими коллегами, потому что работать мы будем вместе.

– Что же касается меня, – сказал он, – то я постараюсь как можно быстрей восстановить в колледже мирную рабочую атмосферу. Я понимаю – на это потребуется время. К сожалению, года два-три мы наверняка будем разъединены.

Джего глянул на своего самого последовательного приверженца. Каждый из них переживал поражение по-своему. Последние слова Брауна были для Джего пустым звуком: они не имели отношения к его несчастью. Джего чувствовал себя беспредельно одиноким.

Браун видел, что Джего невыносимо страдает, но больше не утешал его. Он сделал все, что мог. Он сказал мне:

– Я всегда говорил, что результаты выборов нельзя предрешать заранее. Вы ведь, наверно, помните мои предостережения? К несчастью, я оказался прав.

Он искренне сочувствовал Джего, очень тяжело переживал собственное поражение, и все же – я уверен в этом – ему было приятно, что он оказался таким дальновидным.

Зазвонил телефон. Жена Брауна спросила его, почему он опаздывает к обеду. Браун сказал, что ему совестно бросать сейчас Джего, но я пообещал отвести его к себе и накормить.

44. Стыд и отчаяние

Джего сидел у камина. Отблески пламени временами освещали его лицо, сглаживая тяжелые, резкие морщины. Он глядел в огонь и отрешенно молчал. Я выкурил сигарету, потом другую. А потом тихонько, как если бы он спал, вышел из комнаты и спустился в кухню – посмотреть, чем я смогу его накормить.

Еды у меня почти не было – об этом позаботился Бидвелл. Все же я обнаружил хлеб, немного сыра и масла, а в маленькой баночке – к своему удивлению – немного икры (подарок одного из учеников), которая, видимо, не понравилась Бидвеллу.

Поставив поднос на столик возле камина, я сходил за бутылкой виски и стаканчиками. Когда я вернулся, Джего уже начал есть.

Он ел сосредоточенно, истово и жадно, словно после многодневной голодовки. И упорно молчал – только благодарил меня, если я подливал ему виски или протягивал нож. Съев половину булки и большой кусок сыра, он посмотрел на меня с юношески наивной улыбкой.