Наставники - [110]

– Это бесполезно.

– Я призываю вас – обдумайте свое решение еще раз! – с лихорадочной настойчивостью воскликнул Джего. – Мы можем детально разграничить наши обязанности. Я готов оставить некоторые дела а вашей компетенции. Это не устранит наших разногласий, но позволит нам избежать наихудшего…

– Что же вы считаете для меня наихудшим?

– Победу Кроуфорда.

– Вы ошибаетесь, Джего, – покачав головой, сказал Кристл.

– В каком смысле?

– В прямом. Я хочу, чтобы Кроуфорд стал ректором. Раньше не хотел. И был неправ. Он прекрасно справится с ректорскими обязанностями.

Джего слушал – и слышал – Кристла, но не понимал. Его лицо все еще походило на маску отчаяния с примесью злобы и – это было почти страшно – надежды. Так человек, получивший письмо с трагической вестью, читает слова, но не сразу постигает их истинное значение, и какое-то время его лицо не меняется. До Джего еще не дошел смысл сказанного Кристлом.

– Вы, так же как и я, знаете, – проговорил он, – что наихудшее для нас обоих – это победа Кроуфорда?

– Вы ошибаетесь, Джего.

– Вас не пугает победа Кроуфорда?

– Ничуть.

– Вам не кажется, что Кроуфорд…

– Простите, Джего, – прервал его Кристл, – но вы, вероятно, меня не поняли. Я считаю, что Кроуфорд будет хорошим ректором. У вас есть достоинства, которых нет у него. Я всегда это говорил и не отрекаюсь от своих слов…

Теперь он все время смотрел на Джего – твердо, с полной уверенностью в своей правоте, но очень по-доброму.

– …Однако это не меняет дела, – после паузы сказал он. – Мне не хотелось продолжать, да, по-видимому, придется. У вас есть достоинства, которых нет у Кроуфорда, но в общем и целом он лучше, чем вы, справится с обязанностями ректора.

Джего издал придушенное восклицание. Он понял наконец Кристла, и его надежда угасла.

– Не надо так расстраиваться, Джего, – с грубоватым, но искренним участием проговорил Кристл. – Далеко не каждый человек может справиться с ректорскими обязанностями. И вовсе не лучшие…

– А теперь вы хотите унизить меня вашим сочувствием, – спокойно и негромко заметил Джего.

Всегда бледные щеки Кристла порозовели. Сейчас он и правда сочувствовал Джего – впервые с начала предвыборной кампании, – потому что тот был окончательно побежден и уже ощутил горечь стыда и отчаяния.

– Вы никогда не верили в добрые чувства, – мгновенно ожесточившись, буркнул Кристл. – И, может быть, именно поэтому у вас так мало сторонников.

– Я считаю, что этот разговор надо прекратить, – твердо сказал Браун.

Они стояли лицом к лицу. На мгновение мне показалось, что сейчас они начнут выкрикивать взаимные оскорбления, осуждая друг в друге то, что каждый из них не мог принять…

Но они промолчали. Возможно, их образумила реплика Брауна. Они стояли лицом к лицу – мрачный, решительный Кристл и обуреваемый быстро нараставшим отчаянием Джего; Кристл отвернулся первым.

– Я иду в трапезную, – объявил он.

– Меня ждут к обеду дома, – проговорил Браун.

– Тогда до завтра, – сказал Кристл. – Увидимся в церкви.

Браун кивнул. Кристл коротко попрощался с нами и ушел.

Джего стремительно, словно не зная, куда себя деть, подошел к кушетке и обессиленно рухнул на нее.

– Вот, значит, и все, – проговорил он.

– Видимо, так, – ровным голосом сказал Браун. – Если только не случится какой-нибудь неожиданности… а я на вашем месте не стал бы этого ждать.

– Я и не жду, – отозвался Джего.

– Похоже, что с этим необходимо примириться, – сказал Браун. – Надеюсь, вам не нужно объяснять, как сильно огорчены ваши друзья.

– Да, очень горько, – пробормотал я.

– Большое спасибо, – обронил Джего, думая о чем-то другом. И вдруг с мучительной болью воскликнул: – Но как я навалю это на Элис? Как смогу вынести ее страдания?

Мы с Брауном промолчали. Джего поджал ноги, повернулся и неподвижно скорчился на кушетке. Зазвучал колокол, возвещающий обед.

– Я не могу идти в трапезную, – простонал Джего. – Не хочу, чтобы они пялили на меня глаза.

– Это вполне понятно, – сказал Браун.

– А мне вот совершенно непонятно, как я и вообще-то останусь теперь в колледже! – воскликнул Джего. – Ведь здесь все будет напоминать мне о моем позоре.

– Я сейчас скажу банальность, – проговорил Браун, – но время действительно залечивает любые раны.

– У меня нет сбережений! – выкликал Джего. – Я слишком стар, чтобы менять жизнь! А здесь каждый человек… каждый взгляд будет напоминать мне о моем позоре!

Он добавил:

– Видеть, как другой переселяется в Резиденцию… Называть его ректором…

Разговор Джего с Брауном не был похож на диалог. Джего выкрикивал две-три довольно бессвязные фразы, а потом на несколько минут умолкал. Ему открывались все новые последствия грядущей кроуфордовской победы, и слушать его было очень тяжело. Когда об этом узнают наши противники? А может быть, они уже празднуют в трапезной свою победу? Когда об его поражении станет известно в университете? А может быть, уже известно? Кто из его врагов порадуется первый? Зачем он согласился выдвинуть свою кандидатуру?..

Его отчаяние было так велико, что он накинулся на Брауна:

– Зачем вы обрекли меня на эти унижения? Ни один человек не заставлял меня так страдать!

– Я неверно оценил обстановку в колледже, – сказал Браун. – Это, конечно, непростительная ошибка.