Наставники - [8]

Шрифт
Интервал

Мы в семье не могли прийти к единому мнению относительно господ, их ремесла и поведения в общественных местах. У каждого было свое мнение, причем противоположное. Дедушка сказал: «А знаете ли вы, чем они живут?» Мы спросили: «Чем?» Дедушка ответил: «Тем, что награбили чужих денег, а теперь жируют!» Мама возразила: «Ничего они не награбили, просто они сыновья генералов и промышленников!» Дядя спросил: «Где это ты видела столько генералов?» Господа, люди не определенных нами, хотя и бросающихся в глаза занятий, продолжали свою работу – размеренную, очень высоко ценимую. Дедушка говорил: «Министр Риббентроп – настоящий господин, несмотря ни на что, в то время как Геринг – обычная свинья!» Мы определяли господ по тому, как они держатся с дамами на приеме и как они держат полный бокал шампанского. Все это мы видели в киножурнале с гитлеровским орлом в титрах. Мама сказала: «И они тоже люди, только враги!» Тетки сказали: «Все-таки это ничто по сравнению с господами в кино, когда те играют в гольф против других господ промышленников!» Тетки потом продемонстрировали, как эти господа позируют для журнала с богатыми модами. У всех у них были пальто из различных тканей, все были в новых и отлично сшитых костюмах. Мама по этому поводу сказала: «Нам остается только мечтать!» Потом она сказала: «Ну хоть кто-нибудь из вас назовет хоть одного настоящего господина, который вращался в нашем обществе?» Все молчали, только дядя встал, причесался и спросил: «А кто же в таком случае я, по-вашему?» Мы понимали, что это не совсем то, тем не менее, дружно сказали: «Правильно!»

Потом возник Вацулич и другие капитаны, все они были на лошадях; я тут же вскочил на плиту и начал декламировать: «Мы всё отнимем у господ!» Тетки возразили: «Никто не отнимет у них врожденной элегантности!» Мама сказала: «Все они очень бедны, единственное, что у них есть, это знание иностранных языков!» Дядя сказал: «Единственное, что у них осталось, это утонченный запах духов, он и за десять лет не выветрится!» Отец вышел на улицу, увидел русские танки и сказал: «Вот это, господа, силища!» – хотя вокруг господ не было, да и не могло быть. Мама сказала: «Вы слышали, господ Яролимека, Клефиша и Батавелича связали проволокой?» Дедушка сказал: «Хотел бы я сейчас на них глянуть!» Отец сказал: «Я видел довоенного господина Кочу Поповича верхом на коне – вылитый генерал!» Мама тут же возразила: «Они далеко не все такие!»

Все это происходило в короткий отрезок времени, который мы использовали для разучивания песен, направленных против господ, в настоящее время являющихся изменниками. Капитан Вацулич, не спешиваясь, произнес: «Товарищи!» – слово абсолютно новое, тетки даже задрожали от возбуждения. Капитан Вацулич стал разъяснять, кого из соседей-изменников необходимо ликвидировать без суда и следствия, но говорил он как-то спокойно, литературным языком и почти нежно. Мы все слушали капитана Вацулича, нашего товарища в деле ликвидации врага, Вацулич был причесан, отлично выбрит, освежен одеколоном, гвоздикой, утренней росой – словом, это был запах свободы. Капитан Вацулич разъяснил, какие задачи стоят перед нами в смысле захоронения расстрелянных врагов, тела которых разлагались у стенки, но говорил он об этом без аффектации, легко, будто пересказывал какой-то фильм, очень увлекательный. И тогда все мы – тетки, отец, дедушка, мама – догадались, что одна-то уж профессия – профессия хороших манер, профессия знания иностранных языков – словом, господское ремесло неуничтожимо, несмотря ни на какие исторические обстоятельства, что его существование и впредь будет согревать наши встревоженные, взволнованные, слегка испуганные сердца.

О поварском искусстве

Самым значительным годом нашей жизни стал тысяча девятьсот сорок третий год, когда подверглись суровой проверке многие ценности, как человеческие, так и вообще. Прежде все мы, вся моя семья, жили бездумно, а в сорок третьем, ближе к концу войны, все больше стали задумываться и говорить обо всем, и больше всего о вещах бывших, в настоящее время тотально не существующих. В сорок третьем, абсолютно переломном году, многие люди побросали свое ремесло, свои занятия, некогда такие важные. Сорок третий полностью искоренил отдельные профессии, например искусство изготовления знаменитых блюд – поварское искусство. Дедушка сказал: «Были бы хоть рецепты, как дерьмо приготовить!» Все сказали: «Но папа!» Я тоже сказал: «Но дедушка!» Плюху получил только я.

Знаменитые повара из довоенных ресторанов жили по соседству, совсем близко. Дедушка спросил: «Куда они попрятали свои колпаки?» Дядя сразу ответил: «Кстати, я на одной довоенной вечеринке видел господина министра, как он фотографируется в поварском колпаке в обществе самых лучших красавиц!» Мама вздохнула: «Хорошо ему!».

Это было в сорок третьем, в год отмены изысканных блюд, на тот момент не необходимых. Однако дедушка сказал: «Я не думаю, что Черчилль отказался от шницелей по-венски, несмотря на войну!» Дядя сказал: «Ага, как же!» Наши соседи-повара отказались работать в немецких столовках, в которых варился картофель по-немецки, а лучшее дары природы уничтожались нелепыми рецептами. Повара нервничали, но не унижались до столь недостойной работы. В сорок третьем были утрачены важнейшие секреты превращения плодов, а также отдельных млекопитающих в пахучие блюда и невероятные обеды: в год, о котором идет речь, немецкие унтера пожирали невиданное количество картофеля – ели они хорошо, но как-то не так, без понятия. Мама сказала: «Я с ума сойду, оттого что не могу приготовить баранину под голландским соусом, шницель с ветчинной начинкой и пирог с козьим сыром и сметанным соусом!» Отец крикнул: «Да заткнись ты!» Мама в каком-то ящике старого комода нашла пачку вырезок из довоенных газет, автором вырезок была Спасения Патти Маркович, великая писательница кулинарного направления. Мама стала размахивать вырезками, бумага уже обтрепалась и пожелтела, но все-таки. Мама сказала: «Вот здесь все секреты вкусной пищи на все времена!» Дедушка сказал: «Этим ты можешь подтереть себе задницу, понятно?» Мама опять положила в долгий ящик комода самые знаменитые в истории поварского искусства рецепты, а дядя сказал: «В прежние времена короли пожрут до отвала, поблюют и опять наваливаются на жратву!» Тетки сказали: «Наше время лучше!» Дедушка сказал: «Как же, каждый день репу жрем!» Мама сказала: «Главное – мы вместе, и этим сильны!» Тут отец начал блевать, но не по причине наличия королевских кровей, а только лишь вследствие злоупотребления налитками, в основном невысокой очистки. Дедушка сказал: «Я стул готов порубить и съесть!» Дядя сказал: «В одном фильме Чарлз Чаплин варит и съедает своего товарища и его ботинки!» Мама сказала: «Навряд ли он такое сделал!» Дядя сказал: «Негритосы в своих джунглях каждый день жарят по белому человеку на вертеле!» Отец привел себя в относительный порядок и добавил: «А итальяшки хавают кошек!»


Еще от автора Бора Чосич
Роль моей семьи в мировой революции

Бора Чосич – удивительный сербский писатель, наделенный величайшим даром слова. Он автор нескольких десятков книг, философских трактатов, эссе, критических статей, неоднократно переводившихся на различные языки. В книге «Роль моей семьи в мировой революции» и романе «Наставники», фрагменты которого напечатаны в настоящем томе, он рассказывает историю своей семьи. В невероятно веселых и живых семейных историях заложен глубокий философский подтекст. Сверхзадача автора сокрыта в словах «спасти этот прекрасный день от забвения».


Записная книжка Музиля

Рубрика «Имитация почерка» дает самое общее представление о такой стороне литературного искусства как стилизация и пародирование. Серб Бора Чосич (1932) предлагает новую версию «Записной книжки Музиля». Перевел опубликованные «ИЛ» фрагменты Василий Соколов.


Рекомендуем почитать
Такой забавный возраст

Яркий литературный дебют: книга сразу оказалась в американских, а потом и мировых списках бестселлеров. Эмира – молодая чернокожая выпускница университета – подрабатывает бебиситтером, присматривая за маленькой дочерью успешной бизнес-леди Аликс. Однажды поздним вечером Аликс просит Эмиру срочно увести девочку из дома, потому что случилось ЧП. Эмира ведет подопечную в торговый центр, от скуки они начинают танцевать под музыку из мобильника. Охранник, увидев белую девочку в сопровождении чернокожей девицы, решает, что ребенка похитили, и пытается задержать Эмиру.


Кенар и вьюга

В сборник произведений современного румынского писателя Иоана Григореску (р. 1930) вошли рассказы об антифашистском движении Сопротивления в Румынии и о сегодняшних трудовых буднях.


Валить деревья

В 1000 и 1001 годах в геолого-исследовательских целях было произведено два ядерных взрыва мощностью 3,5 и 10 килотонн соответственно.


Степень родства

«Сталинград никуда не делся. Он жил в Волгограде на правах андеграунда (и Кустурица ни при чем). Город Иосифа не умер, а впал в анабиоз Мерлина или Артура. То тут, то там проступали следы и возникали звуки. Он спал, но он и боролся во сне: его радисты не прекращали работу, его полутелесные рыцари — боевики тайных фемов — приводили в исполнение приговоры, и добросовестный исследователь, знаток инициаций и мистерий, отыскал бы в криминальной газетной хронике закономерность. Сталинград спал и боролся. Его пробуждение — Белая Ротонда, Фонтан Дружбы, Музкомедия, Дом Офицеров, Планетарий.


История одной семьи

«…Вообще-то я счастливый человек и прожила счастливую жизнь. Мне повезло с родителями – они были замечательными людьми, у меня были хорошие братья… Я узнала, что есть на свете любовь, и мне повезло в любви: я очень рано познакомилась со своим будущим и, как оказалось, единственным мужем. Мы прожили с ним долгую супружескую жизнь Мы вырастили двоих замечательных сыновей, вырастили внучку Машу… Конечно, за такое время бывало разное, но в конце концов, мы со всеми трудностями справились и доживаем свой век в мире и согласии…».


Кажется Эстер

Роман, написанный на немецком языке уроженкой Киева русскоязычной писательницей Катей Петровской, вызвал широкий резонанс и был многократно премирован, в частности, за то, что автор нашла способ описать неописуемые события прошлого века (в числе которых война, Холокост и Бабий Яр) как события семейной истории и любовно сплела все, что знала о своих предках, в завораживающую повествовательную ткань. Этот роман отсылает к способу письма В. Г. Зебальда, в прозе которого, по словам исследователя, «отраженный взгляд – ответный взгляд прошлого – пересоздает смотрящего» (М.