Наставник. Учитель Цесаревича Алексея Романова. Дневники и воспоминания Чарльза Гиббса - [89]

Первое время Гиббсу приходилось совмещать службу во дворце с другими занятиями. Дважды в неделю он ездил на поезде за 15 миль[365] из Санкт-Петербурга в Царское Село. По прибытии на станцию он брал дрожки и ехал во дворец.

Когда Гиббс стал учителем царских детей, Великой Княжне Ольге было тринадцать лет, Великой Княжне Татьяне — одиннадцать, Великой Княжне Марии — девять, Великой Княжне Анастасии — семь, а Цесаревичу Алексею — четыре года. По слухам, дети Царя не отличались примерным поведением.

По словам княгини Елизаветы Нарышкиной, «по большей части, они вели себя как маленькие дикарки». Повзрослев, Великие Княжны, по одному из отзывов, говорили как десятилетние девочки, хихикали, бегали, натыкаясь на углы, и толкали друг друга, однако Гиббс не замечал ничего подобного. Впоследствии, как бы в подтверждение этому, он отмечал прекрасное воспитание Великих Княжон, которые вежливо промолчали, когда он, к своему ужасу, забыл надеть галстук.

«Поначалу я давал уроки двум старшим девочкам — они занимались вместе, Ольга и Татьяна… Затем я стал обучать среднюю сестру, которая была самой очаровательной из них. Она отличалась самым приятным нравом и обладала большими актерскими способностями, нежели остальные».

Когда Гиббс занимался со старшими девочками, в классную комнату частенько приходил маленький Цесаревич. Гиббс был очарован им с самой первой встречи:

«Царевич в маленьких бриджах и русской рубашечке, расшитой в украинском стиле белыми и серебряными нитями. Он ходил, пока еще нетвердо держась на ножках. Обыкновенно Цесаревич появлялся у меня в классной в одиннадцать, оглядывался по сторонам, а затем с серьезным видом обменивался со мной рукопожатием».

Год спустя, когда Гиббс начал давать уроки Великой Княжне Анастасии, идиллии, воцарившейся в классной, пришел конец. Кузины Великой Княжны, пережившие революцию 1917 года, вспоминали, что Анастасия была трудным и непослушным ребенком, дергала других девочек за волосы и ставила слугам подножки. Гиббс говорил о недостатках Великой Княжны со свойственной ему невозмутимостью: «Заниматься с юной Великой Княжной было не всегда просто… Как правило, уроки проходили в спокойной и приятной обстановке, но иногда случалось нечто из ряда вон выходящее».

Однажды она попыталась подкупить Гиббса, предложив ему букет цветов в обмен на более высокую оценку. В другой раз, наутро после детского бала-маскарада, она явилась в классную комнату с черным, как у трубочиста, лицом, принеся с собой маленькую лестницу. Гиббс решил не обращать на это внимания и продолжать урок. Однако несколько минут спустя пришла Александра Федоровна. Выходка дочери очень ее рассердила, и она сурово сказала: «Анастасия, иди и приведи себя в порядок». Сорок лет спустя Гиббс использовал этот случай, чтобы разоблачить знаменитую лже-Анастасию, под маской которой скрывалась Анна Андерсон.

При первой встрече Гиббс был очарован маленьким Алексеем, однако, когда в 1913 году он начал давать девятилетнему мальчику уроки, стало очевидно, что с этим учеником также возникнут сложности. Поначалу казалось, что мальчик боготворит своего учителя. «Он с огромным вниманием рассматривал меня и мою одежду и неотрывно следил за моими движениями», — писал Гиббс с присущим ему сдержанным юмором. К сожалению, восторженность Алексея довольно быстро прошла, и он стал искать другие поводы развлечь себя. «Посреди урока он попросил разрешения вызвать Деревенько [матроса, состоявшего при нем] и, когда матрос пришел, сказал, что хочет конфет, — писал Гиббс. — Деревенько принес в стакане шоколадную конфету, которую мальчик с удовольствием съел. Это вошло в привычку, и теперь необходимо положить этому конец. Бессовестно так есть, когда ты в компании».

Невзирая на то, что в Кембридже Гиббс прослушал курс детской психологии, ему с трудом удавалось сладить с Алексеем. Однажды они вместе мастерили бумажные шапочки. Дело быстро пошло на лад, и Алексея невозможно было остановить. В другой раз Цесаревич принес проволоку, и они с Гиббсом играли в телефон. Идея состояла в том, чтобы держать один конец проволоки у уха, а другой зажать между зубами. Это игра также закончилась конфликтом[366], поскольку Цесаревич пытался насильно заставить Гиббса взять проволоку в зубы. Третья ссора произошла из-за того, что Алексей бегал по комнате, размахивая ножницами. И чем строже говорил с ним Гиббс, тем громче он кричал и смеялся. Гиббс с неудовольствием отмечал, что Цесаревич в то время выглядел несколько иначе: «Он[Цесаревич] уже не казался красивым: у него было чрезвычайно странное выражение лица». Тогда Гиббс даже не подозревал, что Алексей болен гемофилией. Если бы он знал об этом, шалости мальчика вселяли бы в него более серьезное беспокойство. Совершенно очевидно, что болезнь Цесаревича скрывали даже от преподавателей.

Взрослые частенько становились жертвами своевольного Цесаревича, и здесь Гиббс был не одинок. Однажды мальчик приказал караульному полку выступить маршем к морю. Император шутил, что он будет наводить ужас на Россию и войдет в историю как Алексей Грозный