Наставник. Учитель Цесаревича Алексея Романова. Дневники и воспоминания Чарльза Гиббса - [107]

Анну Андерсон, также известную под именем госпожи Чайковской, спасли из канала Берлина в 1920 году. Всю свою оставшуюся жизнь Андерсон утверждала, что она Великая Княжна Анастасия, которую спас один из солдат, участвовавших в расстреле Царской Семьи.

Самую горячую поддержку она нашла у Глеба Боткина, сына доктора Боткина, который уверял, что узнал картинки, которые он рисовал для Анастасии во время ссылки в Сибирь. Глеб оставался ее союзником всю жизнь. В свою книгу он включил ее не особенно удачную фотографию с подписью: «Так выглядит сегодня Великая Княжна».

Впервые увидев Анну Андерсон, швейцарец Жильяр и его жена были убеждены, что перед ними Анастасия. Жена Жильяра, бывшая няня Царских детей, осмотрев ноги Андерсон, заявила, что у нее наблюдается такое же неправильное развитие ступней, что и у Анастасии. Жильяр, в свою очередь, был совершенно убежден, что перед ним Анастасия, и даже переговорил с хирургом о здоровье «Ее Императорского Высочества».

Впоследствии, однако, пелена упала с их глаз. Жильяр даже написал книгу под названием «Лже-Анастасия». Его мнение изменилось до прямо противоположного: он утверждал, что распознал ложь с самого начала. В своих письмах к отцу Николаю, относившихся к 1920-м годам, он беспрерывно твердил о «борьбе с авантюристкой Чайковской». В начале января 1929 года Жильяр написал отцу Николаю о документах, полученных им от немецкой полиции, в которых говорилось, что лже-Анастасия была полькой по фамилии Шанцковска. Шестьдесят пять лет спустя ДНК-тест подтвердил, что ее настоящее имя и в самом деле было Франциска Шанцковска.

В 1928 году отец Николай в одном из писем сдержанно отвергал аргументы в пользу Андерсон: «Как бы ни было тяжело признавать это, я все же полагаю, что нет ни малейшей надежды на то, что Великая Княжна Анастасия жива». Далее отец Николай в более непринужденной манере оспаривал заявление Андерсон о том, что он якобы хромает: «К счастью, я имею в своем распоряжении обе ноги, и моя хромота существует только в воображении госпожи Чайковской».

В своей книге «Я — Анастасия», опубликованной издательством «Пенгуин букс» семь лет спустя после их встречи с отцом Николаем, Анна Андерсон благоразумно не писала о его хромоте. Однако она дважды упомянула о том, что голова «господина Гиббса» была постоянно наклонена. Очевидно, она видела фотографии отца Николая, где он в самом деле довольно неестественно наклонял голову.

Ноябрьским вечером отец Николай подошел к дому, где должна была состояться эта важная встреча. Какие мысли занимали его перед встречей с Андерсон? Думал ли он, что действительно снова увидит Анастасию? Вспоминал ли отец Николай то дождливое утро на вокзале Екатеринбурга, когда он в последний раз видел семнадцатилетнюю Анастасию, идущую к дрожкам с чемоданами в руках?

Начало знакомства было, впрочем, малообещающим. Вошедшему в дом отцу Николаю сказали, что всем домочадцам приходится носить маски, поскольку «Анастасия» нездорова. В конце концов, из-за нехватки масок этот наказ был отменен.

Встречу с предполагаемой Анастасией отец Николай описал подробно, с присущей ему рассудительностью:

«После ужина меня провели в комнату так называемой Великой Княжны Анастасии и ее немецкой подруги. В комнате стояли две односпальные кровати, в которых лежали обе женщины. В течение пяти последующих дней они ни разу не вышли из своей комнаты. Каждый раз, когда я навещал их, они, не вставая, лежали в постелях.

Так называемая Великая Княжна Анастасия недоверчиво смотрела на меня поверх газеты, которую она всегда держала перед лицом так, чтобы были видны только глаза и волосы. Этот прием она использовала при каждой нашей встрече, никогда не давая мне полностью увидеть ее лицо.

Прячась за газетой, она подала мне для пожатия кончики пальцев. Демонстрируемое ею поведение никак не походило на поведение Великой Княжны Анастасии, которую я знал когда-то. И даже принимая во внимание то, что с 1918 года прошло долгих тридцать шесть лет, Великая Княжна Анастасия, с которой я был знаком, не могла бы, я полагаю, хоть сколь-нибудь походить на ту женщину, которая называла себя Великой Княжной.

Я показал ей шесть фотографий, которые принес с собой. Она посмотрела на них и покачала головой, показывая, что они ни о чем ей не говорят. В действительности это были фотографии учителей, обучавших Великую Княжну Анастасию, собачки, с которой она играла, и некоторых комнат, где она жила…

В последний свой визит, когда я пришел попрощаться с мнимой Великой Княжной, мне удалось подойти поближе и взглянуть на нее поверх газеты. Я увидал ее лицо полностью. Лучше всего удалось рассмотреть правое ухо, которое никоим образом не походило на ухо настоящей Великой Княжны Анастасии. У меня были фотографии княжны, на которых очень четко видно правое ухо и его особенную форму… Я весьма доволен тем, что она оказалась самозванкой».

Позднее отец Николай говорил, что просил ее также ответить, какой на ней был костюм, когда она ворвалась в классную комнату наутро после детского бала-маскарада. Она ответила: «Я была коломбиной. Я была шалуньей, не так ли?», что было, разумеется, неверно. У Тани Джойс сохранились воспоминания о том, как отец Николай рассказывал об этом ее отцу. Он говорил: «Эта дама — обманщица, и я смог разоблачить ее». Любимой присказкой отца Николая было: «Она такая же Анастасия, как я китаец».