Наставник. Учитель Цесаревича Алексея Романова. Дневники и воспоминания Чарльза Гиббса - [103]

15 декабря 1934 года Гиббс был пострижен в монахи, 19 декабря он стал дьяконом, а 23-го — священником. Он принял имя отец Николай (в память об Императоре). На церемонии рукоположения присутствовало много русских. Это были те, кто после революции лишились всего и покинули Россию. Некоторые открыто вытирали слезы. «В церкви все плакали… Мне стало плохо», — признавался отец Николай Уинифред.

В письме к своей крестной матери Елизавете Николаевне отец Николай говорил о том, с каким сожалением он расстался с именем Алексей: «Я всегда любил и люблю дорогого Святого Алексея. У нас с ним была духовная связь, и он был дорог мне больше остальных, но его с нами больше нет». В преклонном возрасте отец Николай говорил своему другу Дэвиду Битти, что вдали от Цесаревича он всегда грустил.

Отец Николай переехал из гостиницы «Ориентал Отель» в дом милосердия. Его обычный день проходил за следующими занятиями: литургии, уроки в одной из средних школ, курсы богословия. Кроме того, он изучал славянские языки и занимался с преподавателем индивидуально четыре раза в неделю. Неудивительно, что с этих пор он стал значительно чаще затрагивать в письмах вопросы религии. Настал момент, когда отцу Николаю, по всей видимости, следовало безотлагательно вернуться в Англию, поскольку власти грозились выслать Георгия из страны. К тому времени отец Николай уже успел обустроить своего воспитанника на плодоводческой ферме в Стаурмауте (графство Кент). «…Если мое желание угодно Богу, Он защитит Георгия в этих трудных для него обстоятельствах, если же не угодно, пусть все разрешится сейчас, так будет лучше», — писал отец Николай.

В марте 1935 года отец Николай стал игуменом. Священный Синод отмечал, что он единственный в истории [Великобритании — Прим. ред.] православный игумен. Он немедленно сообщил эту новость Елизавете Николаевне. Будучи очень взволнованным, он позабыл о своем намерении смиряться. Отец Николай набросал черновик письма:

«Вы, [„вероятно“ приписано сверху карандашом] уже прочли в газетах, что архиепископ Антоний возвел меня [„недостойного“ приписано карандашом] в сан игумена… Я обошел весь Харбин в поисках подходящего нагрудного креста и с величайшим трудом наконец нашел тот, который мне понравился».

* * *

Некоторое время отец Николай полагал, что его обязанность состоит в том, чтобы учредить в Англии православно-англиканскую организацию. Отец Николай писал об этом графу Михаилу Николаевичу Граббе[391]: «В течение долгого времени я всерьез надеялся, что Англиканская Церковь сможет мирно сосуществовать рядом со Святой Православной Церковью». Отец Николай мечтал претворить в жизнь свой нереальный план, частью которого было превратить ферму Георгия в монастырь.

В 1937 году отец Николай наконец возвратился в Англию. Семья, разумеется, с радостью приняла его, хотя она до сих пор не могла смириться с усыновлением Георгия. «Все считали это странным», — говорила племянница Гиббса. На тот момент Георгий уже вполне успешно выращивал крыжовник, яблоки и персики, а также занимался разведением домашней птицы. Георгий разместил в местной газете объявление о том, что приглашает на работу специалиста по разведению и содержанию домашней птицы. Женщина по имени Дорис, получившая эту работу, впоследствии стала его женой. Пара поженилась в 1939 году. Отец Николай согласился обвенчать их, однако в день свадьбы неожиданно передумал. Сын Георгия Чарльз высказывает предположение, что священник до последнего момента ничего не знал о том, что невеста уже была замужем и находилась в разводе. У супругов родилось двое сыновей, Чарльз и Эндрю.

Самыми яркими воспоминаниями Чарльза об отце Николае, или «о. Н.», которым он был для мальчиков, были семейные воскресные обеды, которые проходили в страшно стесненной обстановке: «Радио выключали, а нам говорили, чтобы мы вели себя прилично». Младший брат Чарльза Эндрю вспоминает новые подробности: «Атмосфера была наэлектризована». Эндрю вспоминает, что, когда ему было восемь лет, отец Николай спросил его, что он читает. «Когда я назвал Энид Мэри Блайтон[392], — говорит Эндрю, — он отвечал: „Ты должен читать Вальтера Скотта“».

Чарльз, однако, помнит, что их приемный дедушка читал в Рождество приключенческие романы о Бигллсе [майор Джеймс Бигглсуорт] У. Э. Джонса[393]. Эндрю в свою очередь вспоминает, что отец Николай всегда собирал сладости для мальчиков. На свои дни рождения каждый из них получал запас конфет, которого хватало на полгода. Братья говорили, что когда они в детстве шли по улице с отцом Николаем, облаченном в рясу, оба испытывали гордость, к которой, однако, примешивалось смущение.

Теперь отец Николай носил длинные седые волосы и бороду. Несмотря на то что отцу Николаю никогда не удавалось полностью справиться со своим характером, с годами он приобрел обаяние. На поздних фотографиях глаза отца Николая излучают спокойную теплоту, его безупречно гладкую кожу испещрили морщинки, и выражение лица стало добрее. Он широко улыбается, обнажив крупные зубы, частично скрытые под пышными усами. Таня Джойс, дочь Георгия Каткова, вспоминает, что в Оксфорде дети в шутку называли отца Николая «Дедом Морозом». Сейчас Эндрю, посмеиваясь, вспоминает, как в то время выглядел отец Николай: «Он был похож на дедушку графа Дракулы».