Насмешка любви - [17]

А свинью в том скандальном деле с мелким лавочником, как, впрочем, и в последующем, ему подложила Алевтина Марковна Абрамян – его бывшая любовница и судья того уважаемого учреждения, в котором рассматривались эти очень важные для престижа Баскакова тяжбы. Подложила без всякого там видимого на то повода, как казалось непосвящённым, судачившим об этом происшествии на всех судейских перекрёстках – шила-то в мешке не утаишь. Взяла да и проявила характер – вынесла назло ему, Баскаку, как она его называла в минуты интимной близости, сразу два оправдательных приговора в один день.

Особенно огорчительным был последний – тоже его очередной жертве, а именно: Семёну Пустышкину – человеку, в общем-то, некудышнему и так называемому в юридической среде мальчику для битья, которого и должны были засадить за решётку на целых полтора года, что во всяком случае со всеми участниками сего правоохранительного действия было предварительно и обговорено. А повод всё-таки был, не знаю, как и для кого, а для ревнивой женщины – исключительный: её любимый Баскачёк вдруг переключил всё своё внимание на красотку Сью, чего не так уж привлекательная Алевтина Марковна, естественно, стерпеть не могла. И случилось то, что случилось. В общем-то, отомстила.

И Баскаков загулял.

Загулял – назло и Алевтине Марковне, и всему миру. Тем и сорвал предстоящий судебный процесс – о защите чести и достоинства важного должностного лица, в котором истцом был сам сладкоголосый Борис Борисович Барбарисов – местный голова региона, где до сих пор процветал Феликс Самсонович Баскаков. А попросту Самсон– такая уж кликуха приклеилась с некоторых пор к нему в уважаемом правоохранительном обществе славного города Великие Муки.

А загулять Самсону было где.

Его мать Мария Илларионовна Бобрикова в своём недалёком прошлом трудилась старшим следователем по особо важным делам в областной прокуратуре, в том самом регионе, который ныне возглавлял Борис Борисович Барбарисов. Поначалу судьба этой женщины складывалась весьма и весьма благоприятно. Эффектная, не глупая, гиперактивная и, в общем-то, податливая на амурные дела молодая женщина – явная жертва сексуальной революции, она легко привлекала к себе внимание множества достопочтенных мужей. Причём, с благоволения, понятно, своего руководства, подкладывающего её под заезжих чинуш, используя их благосклонность довольно успешно для упрочения своего благополучия, поскольку она привыкла жить на широкую ногу, тем более в богемной среде своих сверстников.

Безусловно, судьба её достойна сожаления. Рок после преждевременной смерти родителей при загадочных обстоятельствах и несвоевременного рождения ребёнка – внебрачного, неизвестно от кого, словно преследовал её. Можно было бы, если не учитывать одно обстоятельство, которое являло собой неистовую любовь этой молодки – к золотому тельцу, а точнее, к денежным знакам любой принадлежности и любого количества, кулонам, колечкам с камушками и прочей женской искусной дребедени – без разбора. Потому и попалась она на взятке, которую, как ни старались её покровители, скрыть не удалось – ни под каким соусом. И была она понижена по иерархической лестнице на другое хлебное место – до адвоката, и с таким же яростным энтузиазмом, как и раньше, стала защищать тех, кого прежде убеждала в судах отправлять в места не столь отдалённые. Кстати, ту свою взятку – в сто тысяч рублей она употребила для того, чтобы «приобрести» на них отцовство своему единственному сыну – Феликсу, от чего тот стал не Бобриковым, Баскаковым.

Впрочем, случившееся было не последним её понижением – и вскоре последовало отстранение из этой профессии, «благодаря» всё той же гиперактивности – за связь с малолетним балбесом высокопоставленных родителей, половую – естественно. А дальше, что называется, пошло-поехало. И докатилась наша дева Мария по наклонной дорожке до должности заведующей кабаре «Жду тебя», которое на самом деле была престижным борделем, где роскошные девицы задирали ноги не только в танце. И именно там-то, как правило, зависала золотая молодёжь города, а ей, Марии Илларионовне, в роли «мамки» можно было зарабатывать приличные деньги, не прилагая особых на то усилий.

В этом её борделе и завис наш Самсон. Завис вместе с красоткой Сью – дочерью мэра соседнего городка – небезызвестного местного рыбного Клондайка, в котором водились и осетровые – вместе с их досточтимой зернистой и божественной, чёрной икорочкой да под коньячок местного винзавода. В общем, завис Самсон, ой как завис Самсон! Да так завис, что щетина на его подбородке растопырилась во все стороны величиной в целый американский дюйм. Любовь у него была там с этой красоткой – Сью. Да ещё какая любовь!!! С надеждой, понимаешь, на приданное и весьма приличное наследство. А где им, бедолагам, этим молодым, красивым и успешным, встречаться ещё, никому не мешая, как не в борделе. И ничего с ним, этаким великовозрастным ребёнком, и с этой их любовью не могла поделать его матушка – вечная мученица, блаженная и непотопляемая Мария Илларионовна.

В общем, дело дошло до того, что пришлось Борису Борисовичу присылать в тот самый бордель ОМОН – за Баскаковым как самым талантливым – пробивным и надёжным, несмотря на амурные промахи, адвокатом региона, и выдержать его с недельку в одиночке в местном СИЗО, чтобы как следует протрезвел. И уж потом после назидательной беседы доставить «удальца» в особом порядке на очередное заседание суда без наручников, естественно.