Наследство - [15]

Лариса шла в переднюю с трудом, чувствуя, как вспыхивают жаром щёки. В широко распахнутую дверь ввалился Егор, обдал холодным воздухом и запахом водки, с хохотком своим отступил в сторону, пропуская Женю вперёд, пробасил:

– А ну, посмотри, мать, какого я гостя привёл! Представлять не надо?

Наверное, не хотел Егор смутить её, сказал первое, что на язык подвернулось, но Ларису эти слова, как гвоздём, к месту прибили. Егор знал о её романе с Женькой, хоть и ни разу за всю их совместную жизнь не вспоминал об этом. Она с трудом подняла глаза, через силу улыбнулась. Бобров смотрел на Ларису спокойным взглядом, улыбался краешком губ, и улыбка, эта, мягкая, доверительная, подействовала на неё, как быстрое лекарство, добавила сил и уверенности. Нет, Женя почти не изменился, не постарел и не обрюзг, как Егор.

Лариса протянула гостю руку, сказала тихо:

– Не надо представлять, – и посмотрела на мужа выразительно.

– Ну и хорошо! – хохотнул Егор. – Хотя как, всё-таки надо представить… Евгений Иванович, с завтрашнего дня – наш новый агроном. Правда, только с завтрашнего, а сегодня он гость…

Бобров стянул с себя пальто, снял размокшие от снега ботинки и, наверное, не заметил удивления на лице Ларисы, вызванного этим сообщением мужа. И хорошо, и к лучшему, так быстрее её смущение развеется.

Егор подтолкнул Ларису вперёд, в комнату, опять забасил:

– Ну, мать, готовь ужин. Дружеский, как в газетах пишут. А мы тут сами управимся.

Лариса возилась на кухне, размышляла. Интересно получается! Значит, Женя теперь в их колхозе работать будет вместо Озяб Ивановича! А не специально ли Егор молчал об этом, почему раньше не сказал? Может, ей испытание приготовил? Он ведь хитрец, Егор. Ни к чему Егору ей такое испытание устраивать, любит она его одного, и он это знает. Нет у него повода сомневаться в искренности её чувств ни тогда, в студенческие годы, ни сейчас. А с Женей, что ж, как говорят, было, да прошло, так, лёгкий студенческий роман. Разве мало таких историй случается? Да и забыл наверняка обо всём этом Бобров, вон как равнодушно смотрел на неё, ни одна жилка на лице не дрогнула. И правильно, у него своя семья, сын, говорят, растёт…

Мысли эти успокоили Ларису, и показалось, усталость исчезла, даже петь захотелось. Удивилась – это раньше, по молодости, она на кухне всегда пела, а теперь вдруг тоже такое желание появилось. Вот потеха-то будет, если она сейчас запоёт. У Егора наверняка брови на лоб полезут от удивления, давно он её «вокальных упражнений», как раньше шутил, не слышал. Да и Женька рассмеётся её осевшему, скрипучему как старое дерево, голосу.

Но песни она всё-таки мурлыкала потихоньку, пока готовила салаты, жарила картошку. И её хорошее настроение Егор заметил, когда она с закусками появилась в комнате.

– Ну, мать, ты сегодня цветёшь вся! Наверное, весна подействовала… Ты Женя, любишь весну?

Бобров сидел на диване немного напряжённый, но на вопрос Егора ответил быстро, не раздумывая:

– Люблю. Весна всегда радость для меня…

– И для меня тоже. – Егор в шкафу загремел, стопки отбирая. – Это, наверное, с детства пошло. Жили мы с матерью бедно, а к весне вообще все харчи подбирались… Так вот, мы с сестрой, как только снег протает, на пустыри идём. Там хрен всегда рос. Вот его ломом и лопатой в мерзлике колупаем до седьмого пота. Но зато потом, когда домой принесём, оттаем и натрём тёркой – такой запах стоит, жить хочется. Картошка простая с хреном конфеткой кажется…

Лариса, возвращаясь на кухню, подумала: искренне рад Егор встрече с Женькой. И напрасно она смущалась – не думает он о прошлом, просто встретился с другом детства и сейчас сидит, как говорят, грудь нараспашку. У него для откровений тоже мало времени, работа не позволяет, как хомут давит. Даже предстоящую выпивку в душе простила: пусть расслабится, да и Женька не должен заметить в их доме холодка. Ни к чему это, пусть считает, что всё у них хорошо, живут счастливо, в своё удовольствие, дом – полная чаша, работе сполна отдаются…

И вдруг зло подумала, и доброе настроение вмиг рассеялось, рассыпалось, как перезревший одуванчик от лёгкого ветерка: «А для кого это полная чаша? Детей нет, как два кулика на болоте торчим. Предлагала Егору – давай возьмём из детского дома мальчишку, пусть растёт. А он, как бык, упёрся: «Не стоит этого делать. Ему всё село будет в уши петь: «Не родные тебе отец и мать».

Может, и прав Егор, только всё острее чувствует она своё одиночество. И усмехнулась про себя – вот он, ответ по поводу её усталости, сам пришёл – одиночество тому причина. Ничто так не давит на человека, как одиночество. У неё дед лесником был, лет двадцать на кордоне прожил. В детстве они туда несколько раз ездили с матерью. Место ей очень нравилось – около старицы на крутом берегу стоял деревянный скрипучий, удивительно чуткий дом. Ночью, кажется, мышь пискнет – весь дом слышит. А вокруг дома – лес сосновый, деревья, как иглы, прямые, стройные, на макушку поглядеть – надо голову запрокинуть. Дух от сосен, особенно после дождя, такой густой, что, кажется, руками разрубить можно.

У деда на старице – лодочка, вентеря у огородного прясла сушатся. И рыбы – любой: и сушёной, и солёной, на сковородке караси в сметане млеют. А бабка Анюта любила соленьями да моченьями разными потчевать: тут и грибы, и арбузы с собственного огорода, и помидоры малиновые наливные, и дыня «Колхозница». А ягоды самые диковинные – сливовой черноты ежевика, черника в банках с сахаром, малина пахучая.