Наследство - [11]

– Я ведь говорил – не могу! Печень…

– Фу, чёрт! – Егор Васильевич вроде смутился, потом рюмку свою лихо опрокинул в рот, сказал заговорщицким тоном: – А ты попробуй! В каком-то кино шутка такая была: «На чужой счёт пьют и язвенники и трезвенники». Как, а?

Евгений Иванович опять замотал головой.

– А в студенчестве, помнишь, не брезговал?

– Наверное, дурак был…

– Ну это ты зря так говоришь, – Егор Васильевич, оживился, даже прихлопнул в ладоши. – Тебя в председательское кресло посадить – на здоровье своё рукой махнул бы. У нас ведь как получается: и захотел бы бросить пить, да нельзя. Скажут – или больной, или зануда, а такого к руководящей должности и подпускать нельзя. Все вопросы заковыристые через поллитру решать приходится.

– Вот и плохо.

Егор Васильевич себе в рюмку ещё набулькал из бутылки, выпил, минеральной водой запил.

– Может, и плохо, чёрт его знает. Только иногда даже удивительно – могучую силу бутылка имеет. Как снаряд, любую стену прошибает.

– Так уж и любую? – искренне спросил Бобров.

– Точно говорю. Как-то осенью заполышка со свёклой получилась. Разненастилось, дождь, как из решета, редкий, но нудный, дороги развезло – ни пройти ни проехать. Людей в поле выведешь – через полчаса, смотришь, как грачи мокрые нахохлятся, руки опустят и стоят. Так я какую штуку придумал: на другом конце ящик с водкой поставил, закусь скорую всякую и – вперёд: мужики! И, поверишь, механизаторы свёклу эту с яростью дёргают, точно зубами рвут, за полчаса на ту сторону добежали, по стакану опрокинули, и снова вперёд.

Егор Васильевич посмотрел внимательно на Боброва и, заметив, наверное, его скептическую ухмылку, снова заговорил:

– Чувствую, не нравится тебе мой рассказ. Мне и самому не больно такая ряда по душе, да что делать! Душа болит, когда урожай гибнет. Жалко до слёз.

– Ну, и убрал свёклу? – спросил Бобров.

– Какой чёрт! Разве её вручную одолеешь? Шестьсот гектаров, как-никак. К нашему счастью, распогодилось, техника пошла. Тогда и дело наладилось. И мужики сразу про выпивку забыли, рвали, как угорелые, комбайны до двенадцати часов ночи рычали.

– Выходит, и водки не надо?

– Ну, это ты зря, – Егор Васильевич задумался. – Она, как эликсир, бодрости людям придала…

– Пьют и без того в деревне много, – сказал Бобров. – А тут вроде узаконенная пьянка, да ещё на дармовщину.

– На Руси всю жизнь пили.

– Вот и плохо.

– Ничего, народ у нас сильный, водка его не подкосит. Только крепче будет.

Дунаев замолчал, загремел ложкой, и Бобров не стал больше говорить, чувствовал – всё равно Егор останется при своём мнении. Обидно только, что и все на пьянку как сквозь тёмные очки глядят, не замечают. Смотришь – хороший человек в прошлом был, работящий, старательный, а не сумел через бутылку перешагнуть и покатился вниз, дело по боку, семья – в сторону, сквозь мутные глаза не видит ничего. А вдвойне обидно, когда они, руководители, к этому людей подталкивают, даже незаметно для себя, вот так, как со свёклой этой. Сколько случаев, он, Бобров помнит, когда хорошие люди сбивались с толку – пальцев на руках не хватит. И сейчас, не сошлись он на здоровье, наверняка Егор начал бы уламывать компанию себе составить. Вот так и приходится на себя наговаривать.

Уже в конце обеда Егор Васильевич, выпив ещё рюмку, спросил:

– Квартиру пойдём смотреть?

Евгений Иванович неопределённо пожал плечами.

– Пойдём, пойдём, – проговорил Дунаев.

Чувствовалось, он начинал хмелеть, лицо налилось багровым загаром, движенья стали вялыми, неуравновешенными – чуть на себя стакан компота не опрокинул, – но логики не утратил, и Евгений Иванович для себя грустный вывод сделал – видимо, Егор частенько заглядывает в рюмку.

– Вот закончим обедать и поедем. Посёлок наш новый посмотришь. Хороший получился. Дома двухквартирные, газ, все удобства.

– А может, не нужно мне пока квартиры? – спросил Бобров.

– Нет-нет, это не годится. Главный специалист должен всё иметь. Дом у нас к сдаче подготовлен, так что как раз кстати.

Через полчаса, когда они вернулись к конторе, Егор Васильевич, не заходя в кабинет, потащил Боброва в машину.

– Ну всё, поехали!

Видимо, ходьба по свежему воздуху немного рассеяла хмель, лицо у Дунаева утратило багровый накал, только мутноватые глаза глядели осоловело, будто после сна поднялся Егор Васильевич. Он на переднее сиденье взгромоздился и, дождавшись, пока усядется Евгений Иванович, махнул водителю рукой:

– В посёлок! – а сам, повернувшись к Боброву, заговорил оживлённо, с нескрываемой гордостью в голосе: – Мы этим посёлком конкуренцию райцентру знаешь какую устроили? Раньше из колхоза люди куда бежали? В различные «раи», там и пригревались. У них работёнка бумажная, не пыльная, не то что у нас. А как посёлок начали строить – стоп, пароход, народ образумился, к нам молодняк попёр валом, потому что жильё хорошее, благоустроенное. Теперь уже на меня некоторые наши вожди косо глядят, я людей квартирами привлекаю, их зло и одолевает.

От конторы к новому посёлку поехали по асфальтовой дороге. Мартовское солнце обнажило обочины, скопило лужи мутной воды. Вода и под колёсами шуршит, брызги летят до тополей, которыми новая дорога обсажена. Кое-где на проталинах разгуливают грачи, первые вестники весенние пожаловали, от машины лениво на сугробы придорожные прыгают.