Наследство Пенмаров - [21]

– Я рад, что ты общаешься с молодым Винсентом, – сказал мне за завтраком отец однажды августовским утром. – Кажется, он спокойный парень, не из тех, что могут заставить тебя залезть в долги или повести по кривой дорожке… Кстати, раз уж мы заговорили о деньгах, тебе хватает твоего нынешнего содержания? Ты ведь проводишь много времени в Пензансе, а я знаю, как быстро улетают деньги, когда торчишь в городе.

Я почувствовал себя одновременно виноватым и смущенным, но не мог же я признаться, что пополняю свой доход, обыгрывая компанию молодых людей, с которыми познакомился через Майкла Винсента. В конце концов я сказал:

– Мне вполне хватает, спасибо, сэр.

– Хорошо, я рад. Но ты ведь не залезешь в долги, правда, Марк? Ты ведь придешь ко мне, если у тебя возникнут финансовые затруднения? Мне бы не хотелось, чтобы ты занимал у всех подряд и приобрел такую же репутацию, как Харри Пенмар.

– Нет, сэр, этого не случится. – Чувство вины заставило меня добавить: – И потом, я теперь не буду ездить в Пензанс так часто, как раньше. Я хочу начать работу об Иоанне Безземельном. Собственно говоря, прямо сегодня утром и начну.

Я и в самом деле попробовал начать. Я пошел в гостиную с бумагой и чернилами, с заметками из средневековых хроник, с книгой Кейт Норгейт «Англия при Анжуйской династии» и другими работами, посвященными моему предмету; я даже составил первую фразу. «Целью этой диссертации, – смело написал я, – является попытка опровергнуть утверждение мистера Дж. Р. Грина (цитирую по Мэттью Пэрису): „Самый ад бледнеет перед ужасами правления Иоанна Безземельного“».

Для человека моего возраста у меня были очень смелые взгляды. Мой наставник назвал их «радикальными», когда я попытался объяснить, что традиционное восприятие Иоанна Безземельного основано на воспоминаниях о слухах, написанных парой хроникеров намного позже его смерти. Но я был убежден, что любому историку предстоит немало поработать, если он займется правлением Иоанна Безземельного. В свои последние месяцы в Оксфорде я решил очистить репутацию этого короля от дурной славы, и мысль о диссертации, которая бы разрушила некоторые знаменитые мифы, овладела мною.

Некоторое время я думал об Иоанне Безземельном.

За окном простирались поля, за полями – деревушка Морва, а за Морвой – утесы, которые обрывались в море. Стояло жаркое солнечное утро. «А не пойти ли мне прогуляться вдоль утесов в сторону Зеннора, – подумал я, – и, может быть, зайти в гости к Роджеру Уеймарку на ферму Гернардз?»

Итак, я выбрался из дома, но не пошел на восток вдоль утесов к Зеннору. Ноги сами понесли меня через пустошь к Зиллану, к замку Чун, и, спотыкаясь, я побрел по крутому холму к ферме Рослин.

6

На ферме выяснилось, что миссис Рослин опять понесла розы в Зиллан на могилу мужа. Мне понадобилось по крайней мере пять минут, чтобы выжать эту информацию из старой карги Гризельды, которая почему-то невзлюбила меня.

– Ты понапрасну теряешь время, – проскрипела она своим густым корнуолльским говором мне вслед, когда я вышел через переднюю дверь в сад, благоухающий травами. – Ей не нужны мальчишки твоих лет!

– Невероятно наглое замечание для служанки! – парировал я, сердито обернувшись к ней, но она лишь взвизгнула:

– Я не служанка! – Она ретировалась в прихожую и захлопнула дверь у меня перед носом.

И я опять задался вопросом, что за отношения могут у нее быть с миссис Рослин.

На полдороге в Зиллан я встретил ее, она шла навстречу через пустошь. Вскоре она меня увидела; чуть замешкалась, но потом продолжила путь. Через пять минут мы уже стояли лицом к лицу.

– Доброе утро, мистер Касталлак, – вежливо произнесла она.

– Доброе утро, миссис Рослин.

Она по-прежнему была в черном, потому что все еще носила траур. В то лето я видел ее только в черном. Я помню, как это подчеркивало белизну ее кожи, золото волос и чистоту глаз.

Я предложил ей помочь донести корзину. Она приняла предложение с улыбкой, а я сделал замечание о погоде. Мы пришли к выводу, что в последнее время было необычно тепло, и я заметил, что, коль скоро погода столь благоприятна, она могла бы как-нибудь вечером съездить со мной в Пензанс поужинать.

– Спасибо, – ответила она, – но я вынуждена отказаться. У меня нет подходящего платья.

– Тогда, может быть, мы лучше пообедаем, а не поужинаем…

– Спасибо, но это невозможно. Простите меня, если мои слова прозвучали грубо.

Этого не стоило делать, но я принялся расспрашивать ее о причинах отказа. Она отказывается, потому что в трауре или потому что я слишком молод? А может, потому, что у нее кто-то есть?

– Пожалуйста, мистер Касталлак, – сказала она, и ее глаза были так холодны, что из голубых стали серыми. – Вы, похоже, забываетесь. Я благодарна вам за приглашение в Пензанс, но не хочу принимать его, потому что не собираюсь строить с вами отношения таким образом, как вам хочется. Мне нравится ваше общество, и если вам время от времени захотелось бы заходить на ферму, то вас ожидал бы гостеприимный прием, но я не вижу нужды в поддержании наших контактов на более интимной основе. У меня никого нет. Если бы он был, я бы давно вам об этом сказала, потому что я не из тех, кому нравятся тайные интрижки. Я порядочная женщина, мистер Касталлак, и, поскольку более близкие отношения с вами не привели бы к благоприятному исходу, вынуждена отвергнуть ваши знаки внимания. До свидания.