Наследство - [187]
— А, это, по-моему, их бывший це'рковный ста'роста, — отвечал Григорий. — А 'рядом с ним, смот'ри, какой гусь! Наве'рное, большой начальник! Костюм как из се'реб'ра! И не к'рестится, а только откидывает со лба волосы. Да, и бесы ве'руют и т'репещут…[24]
— Ты меня слушаешь или нет?! — нетерпеливо зашевелился Хазин.
— Там Григорий Григорьевич! — объяснил Вирхов.
— Я знаю. Это я назначил ему свидание здесь. Я попрошу тебя потом подойти к нему и все ему передать. Не исключено, что за мной следят… Так вот… Я сказал им, что важнейшее на сегодняшний день — это добрая воля к сотрудничеству различных общественных слоев, изживание тех предрассудков, которые исторически сложились в период культа личности Сталина… И они поняли меня! Они согласились со мной! Они немного поспорили, конечно, по тезису о «вырождении отдельных частей социального организма» и о «критической функции, которая присуща интеллигенции»… разговор был длинный, мы решили перенести его на другой раз…
— Погоди, — разволновался Вирхов. — А ты не думаешь, что они…
— Ну, ну, что?!
— Ты не думаешь, что они обманывают тебя?! Что они запутывают, завлекают тебя?!.. Играют с тобой в кошки-мышки?!..
— Меня?! Со мной?! — рванулся Хазин. — …Да, если хочешь знать, думаю! Я даже уверен в этом! У них есть такая мысль! Но мы… мы еще поглядим, кто тут кошка, а кто мышка! Понял?! Со мной где сядешь, там и слезешь! Им не выиграть у меня эту партию!.. И знаешь, почему? Потому, что на моей стороне историческая правда, вот почему! Потому, что я не боюсь их! Я говорил с ними, как «власть имеющий»! Пусть сажают, пусть ставят к стенке! Пусть ведут на Голгофу! Я ни на кресте, ни на костре не отрекусь от своих убеждений! Физические страданья — ничто в сравнении с теми душевными муками, которые я испытываю, болея за свой народ!.. Слышишь, это ведь обо мне они поют… вот, вот про узников! А еще раньше пели: да расточатся враги его! Мне понравилось. Я и пришел сюда, чтоб утвердиться сердцем, почувствовать, как молится народ… Теперь мне ничего не страшно… Я все вобрал вот сюда!..
Радуйся, Дево, радуйся: радуйся, благословенная: радуйся, препрославленная: твой бо Сын воскресе тридневен от гроба! — гремел хор.
Утратив от воодушевления разум, Хазин шагнул вперед, точно и впрямь хотел занять место на кресте или, по меньшей мере, со священниками в алтаре, и — удивительное дело! — народ, стоявший так, что, казалось, яблоку негде упасть, теперь легко подался, повиновался, расчищая идущему путь, никто не возражал, а бедная крохотная старушка прошамкала любовно: «Иди, иди, молись, милый!..»
Вирхов, обалделый ото всего этого, попятился назад, передать Ольге свой разговор и с Хазиным и с Петровским.
Выражение Ольгиного лица было ему непонятно: в экстатическом взоре ее, устремленном к царским вратам, запечатлелось столько откровенного счастья, что Вирхов даже позавидовал ей. Лишать ее этих минут блаженства было совестно; поколебавшись, он тем не менее сказал:
— Ольга… здесь Хазин!.. Он был сегодня… там… На допросе или на собеседовании, что ли… Он говорит, что Мелик там, у них! Им хотели устроить очную ставку! Но почему-то отменили… Слушай-ка, но до этого я наткнулся на Меликова начальника Петровского…
Тревога мелькнула в Ольгиных глазах, но не долее чем на короткий миг.
— Ты что, ослеп?! — воскликнула Ольга; если б не храм, она бы расхохоталась.
— ?!
— Нет, ты просто ослеп! Да вон же он, вон!!!
— Мелик?! Где?!
— Да в алтаре же, в алтаре! Сейчас он выйдет! Он служит вместе с ними, с Владимиром и Алексеем! Третий священник — это он! Ты что, не узнал его?! Ты плохо видишь?!
Она указывала на того священника, про которого и Вирхов подумал было, что тот похож на Мелика; но от перевозбуждения Вирхов стал-таки видеть хуже, и сейчас лишь понапрасну пялил глаза, не в силах под тяжелой златотканой фелонью различить движения знакомой фигурки.
— Это он, это он! — убеждала Ольга. — Он дал мне знак! Я поднялась на приступочку, меня потом спихнули оттуда, и он успел увидеть меня! Он улыбнулся! Понимаешь, его рукоположили! Как я рада за него! Теперь ясно, почему он скрывался от нас! Перед таким событием ему надо было смыть с себя всю нашу грязь, отрешиться от нашей суеты, страстишек! Господи, сколько лет он ждал этого часа! Видишь, сбылось! Жертвенная чаша его не опрокинулась! Так ему было нагадано, мы гадали с ним еще давным-давно, в юности. Ты слышишь, они поют об этом?! «Молния! Образ потрясения. Все в страхе и трепете. Совершенномуд-рый человек идет своей дорогой. Познавая себя. Жертвенная чаша его не опрокинется»… Ты слушай, слушай!..
…Адама воздвиг от тли…
— Ты что, не понимаешь, что это он?! Твой Хазин подлец и мерзавец! Ты пойди, пойди, продерись поближе! Иди!
Вирхов покорно пошел, не разбирая перед собой, однако, уж почти ничего: как при ударе молнии, изукрашенные своды храма, люди, лики святых и мучеников слились воедино, засверкали, материя исчезла.
Кто-то мягко взял Вирхова за руку. Это была Наталья Михайловна.
В. Ф. Кормер — одна из самых ярких и знаковых фигур московской жизни 1960 —1970-х годов. По образованию математик, он по призванию был писателем и философом. На поверхностный взгляд «гуляка праздный», внутренне был сосредоточен на осмыслении происходящего. В силу этих обстоятельств КГБ не оставлял его без внимания. Важная тема романов, статей и пьесы В. Кормера — деформация личности в условиях несвободы, выражающаяся не только в индивидуальной патологии («Крот истории»), но и в искажении родовых черт всех социальных слоев («Двойное сознание…») и общества в целом.
В. Ф. Кормер — одна из самых ярких и знаковых фигур московской жизни 1960—1970-х годов. По образованию математик, он по призванию был писателем и философом. На поверхностный взгляд «гуляка праздный», внутренне был сосредоточен на осмыслении происходящего. В силу этих обстоятельств КГБ не оставлял его без внимания. Важная тема романов, статей и пьесы В. Кормера — деформация личности в условиях несвободы, выражающаяся не только в индивидуальной патологии («Крот истории»), но и в искажении родовых черт всех социальных слоев («Двойное сознание...») и общества в целом.
В. Ф. Кормер — одна из самых ярких и знаковых фигур московской жизни 1960 —1970-х годов. По образованию математик, он по призванию был писателем и философом. На поверхностный взгляд «гуляка праздный», внутренне был сосредоточен на осмыслении происходящего. В силу этих обстоятельств КГБ не оставлял его без внимания. Важная тема романов, статей и пьесы В. Кормера — деформация личности в условиях несвободы, выражающаяся не только в индивидуальной патологии («Крот истории»), но и в искажении родовых черт всех социальных слоев («Двойное сознание…») и общества в целом.
Единственная пьеса Кормера, написанная почти одновременно с романом «Человек плюс машина», в 1977 году. Также не была напечатана при жизни автора. Впервые издана, опять исключительно благодаря В. Кантору, и с его предисловием в журнале «Вопросы философии» за 1997 год (№ 7).
В. Ф. Кормер — одна из самых ярких и знаковых фигур московской жизни 1960 —1970-х годов. По образованию математик, он по призванию был писателем и философом. На поверхностный взгляд «гуляка праздный», внутренне был сосредоточен на осмыслении происходящего. В силу этих обстоятельств КГБ не оставлял его без внимания. Важная тема романов, статей и пьесы В. Кормера — деформация личности в условиях несвободы, выражающаяся не только в индивидуальной патологии («Крот истории»), но и в искажении родовых черт всех социальных слоев («Двойное сознание…») и общества в целом.
Художественные поиски молодого, но уже известного прозаика и драматурга Мати Унта привнесли в современную эстонскую прозу жанровое разнообразие, тонкий психологизм, лирическую интонацию. Произведения, составившие новую книгу писателя, посвящены нашему современнику и отмечены углубленно психологическим проникновением в его духовный мир. Герои книги различны по характерам, профессиям, возрасту, они размышляют над многими вопросами: о счастье, о долге человека перед человеком, о взаимоотношениях в семье, о радости творчества.
Книга Алекпера Алиева «Артуш и Заур», рассказывающая историю любви между азербайджанцем и армянином и их разлуки из-за карабхского конфликта, была издана тиражом 500 экземпляров. За месяц было продано 150 книг.В интервью Русской службе Би-би-си автор романа отметил, что это рекордный тираж для Азербайджана. «Это смешно, но это хороший тираж для нечитающего Азербайджана. Такого в Азербайджане не было уже двадцать лет», — рассказал Алиев, добавив, что 150 проданных экземпляров — это тоже большой успех.Книга стала предметом бурного обсуждения в Азербайджане.
Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.
Действие романа «Земля» выдающейся корейской писательницы Пак Кён Ри разворачивается в конце 19 века. Главная героиня — Со Хи, дочь дворянина. Её судьба тесно переплетена с судьбой обитателей деревни Пхёнсари, затерянной среди гор. В жизни людей проявляется извечное человеческое — простые желания, любовь, ненависть, несбывшиеся мечты, зависть, боль, чистота помыслов, корысть, бессребреничество… А еще взору читателя предстанет картина своеобразной, самобытной национальной культуры народа, идущая с глубины веков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Есть люди, которые расстаются с детством навсегда: однажды вдруг становятся серьезными-важными, перестают верить в чудеса и сказки. А есть такие, как Тимоте де Фомбель: они умеют возвращаться из обыденности в Нарнию, Швамбранию и Нетландию собственного детства. Первых и вторых объединяет одно: ни те, ни другие не могут вспомнить, когда они свою личную волшебную страну покинули. Новая автобиографическая книга французского писателя насыщена образами, мелодиями и запахами – да-да, запахами: загородного домика, летнего сада, старины – их все почти физически ощущаешь при чтении.