Наследство - [157]
Два соседа-людоеда… Людоеда людоед Приглашает на обед…
— Понятно, — сказал Мелик. — Неплохо.
— Неплохо, да? — захохотал Леторослев, опять начиная прыгать. — Но это еще не конец. Значит, приглашает на обед:
Приходи, соседи ведь мы, Ничего, что жены ведьмы! У меня жратва богата, Помнишь жениного брата?
Презанятный толстячок, Славный выйдет шашлычок!
Неплохо, а?!
— Прямо-таки здорово, — признал Мелик.
— А вот еще стишок, — не унимался Леторослев. —
Говорит сексот сексоту: Все я знаю про того-то…
Ну, здесь еще немного не завершено… А вы, значит, связались теперь с ними? Что же, у них возникли затруднения? Столько клиентуры, что они уже не справляются без вычислительной техники? Говорите прямо, что им от меня надо? Имейте в виду: мои материалы надежно засекречены. Они тут уже подсылали ко мне одного! Тоже мне ловкачи! Инженер из Ростова! Нашли дурака. Им до меня не добраться!.. Хотели мою секретную тетрадь отнять, по всей Москве ловили! Но секретные тетрадочки есть не только у меня, у Льва Владимировича они тоже есть! Только что он туда записывает, вот вопрос?! Поинтересуйтесь на досуге! И пусть заодно поищет, может, он одной такой тетрадочки и недосчитается! Но у меня ее нет, говорю вам сразу!..Вы вот что вообще передайте Понсову. Мне известны все их темные делишки. И про спекуляции дачами, и про публичные дома, я знаю все! У меня достаточно развито дедуктивное мышление. Меня этому учили! И если только они попробуют мне мешать, их не спасут никакие дружки, откуда бы они ни были. Наоборот, эти же дружки и постараются их поскорей утопить!..
Мелик злился на себя, что не продумал предварительно, как нужно обращаться с Леторослевым. Он решил, что для первого раза они поговорили достаточно, лучше дать ему успокоиться и прийти снова через пару дней, выяснить все обстоятельней. Поэтому он и сам поспешно вскочил, сказал, что назначил свидание и не может опаздывать, и убежал, хотя Леторослев уже сбавил тон, кажется, готов был идти на попятный и предлагал дружески попить чаю.
На час дня у него в самом деле было назначено возле Красных ворот свидание с иностранцем Григорием Григорьевичем. Мелик пришел на условное место задолго до срока и, присевши на лавочку в скверике, постарался теперь как можно тщательней составить программу предстоящего разговора.
Однако свидание вышло скомканным. Григорий Григорьевич, подъехав в такси, даже не отпустил машину. Ему неожиданно представилась возможность совершить трехдневную экскурсию в Ленинград, где он ни разу еще не был, и он не хотел упускать такой случай. Он убедительно просил его извинить. Он всегда мечтал посетить этот город, а сейчас это просто ему необходимо.
— Ви знайте, — сказал он Мелику, — мой отьец родьился в Санкт-Петьербург. Я расскажу послье…
В утешение он подарил Мелику книгу богослова Жана Даньелю на французском, которым Мелик не владел, и укатил, обещав позвонить сразу как только вернется.
Чертыхаясь, Мелик поплелся домой: вечером он обещал зайти к Ольге, идти сейчас, днем, к кому-то еще настроения не было.
Он вошел в свой подъезд и уже открывал дверцу лифта, когда сбоку, с лестницы, ведшей в подвал, к нему метнулась темная фигура. От неожиданности Мелик вздрогнул.
— Ах, это вы?! — узнал он сумасшедшего. — А я уж удивлялся, куда это вы пропали…
Сумасшедший был воскового цвета, едва стоял на ногах. Ему было плохо, это Мелик разглядел даже в полутьме парадного. Сумасшедший хотел что-то сказать, но не смог и лишь захрипел, пена пузырилась у него на губах.
Мелик подхватил его под руку.
— Пойдемте, подымемся ко мне, — сказал он, прислоняя того к стенке лифта.
Они поднялись, Мелик ввел старца в комнату, усадил на кровать, сам снял с него пальто и кепку.
— Вы прилягте, прилягте, — уговаривал он. — Что с вами, сердце?
Сумасшедший покорно лег. Мелик заколебался, не стянуть ли с него кирзовые грязные сапоги, но не стал. Сумасшедший опять попытался что-то сказать, язык опять не послушался его.
— Может быть, вам какого-нибудь лекарства? — не на шутку обеспокоился Мелик. — У меня ничего нет. Подождите, я спрошу у соседей…
Сумасшедший слабо ворохнулся. Мелик выбежал в коридор, постучался к соседу-слесарю, единственному, кто был в этот час дома. У соседа, конечно, тоже не было ничего, он готов был только, если нужно, пожертвовать полстакана водки. Мелик отказался от водки, налил на кухне воды, принес сумасшедшему. Тот не мог удержать стакана, с трудом подымая правую руку. Мелик стал сам поить его, стакан стучал о желтые зубы, вода расплескивалась, текла по небри тому подбородку и затекала под растянувшийся ворот старого драного свитера на грудь. Левой рукой, которая вроде бы повиновалась ему лучше, сумасшедший с раздражением оттолкнул стакан. Он разжал губы, чтобы заговорить, и еще раз не смог. Лицо его перекосилось, коричневые пятна пиг ментации на лице и голом треугольном черепе выступили еще резче.
— Может, неотложку? — наклонился к нему Мелик, тревожась все больше.
Сумасшедший сделал движение, выражавшее, очевидно, протест. Мелик все же выскочил в коридор, к телефону, дозвонился и вызвал.
— Фамилия, имя, отчество больного? — потребовала девица-диспетчер.
В. Ф. Кормер — одна из самых ярких и знаковых фигур московской жизни 1960 —1970-х годов. По образованию математик, он по призванию был писателем и философом. На поверхностный взгляд «гуляка праздный», внутренне был сосредоточен на осмыслении происходящего. В силу этих обстоятельств КГБ не оставлял его без внимания. Важная тема романов, статей и пьесы В. Кормера — деформация личности в условиях несвободы, выражающаяся не только в индивидуальной патологии («Крот истории»), но и в искажении родовых черт всех социальных слоев («Двойное сознание…») и общества в целом.
В. Ф. Кормер — одна из самых ярких и знаковых фигур московской жизни 1960—1970-х годов. По образованию математик, он по призванию был писателем и философом. На поверхностный взгляд «гуляка праздный», внутренне был сосредоточен на осмыслении происходящего. В силу этих обстоятельств КГБ не оставлял его без внимания. Важная тема романов, статей и пьесы В. Кормера — деформация личности в условиях несвободы, выражающаяся не только в индивидуальной патологии («Крот истории»), но и в искажении родовых черт всех социальных слоев («Двойное сознание...») и общества в целом.
В. Ф. Кормер — одна из самых ярких и знаковых фигур московской жизни 1960 —1970-х годов. По образованию математик, он по призванию был писателем и философом. На поверхностный взгляд «гуляка праздный», внутренне был сосредоточен на осмыслении происходящего. В силу этих обстоятельств КГБ не оставлял его без внимания. Важная тема романов, статей и пьесы В. Кормера — деформация личности в условиях несвободы, выражающаяся не только в индивидуальной патологии («Крот истории»), но и в искажении родовых черт всех социальных слоев («Двойное сознание…») и общества в целом.
Единственная пьеса Кормера, написанная почти одновременно с романом «Человек плюс машина», в 1977 году. Также не была напечатана при жизни автора. Впервые издана, опять исключительно благодаря В. Кантору, и с его предисловием в журнале «Вопросы философии» за 1997 год (№ 7).
В. Ф. Кормер — одна из самых ярких и знаковых фигур московской жизни 1960 —1970-х годов. По образованию математик, он по призванию был писателем и философом. На поверхностный взгляд «гуляка праздный», внутренне был сосредоточен на осмыслении происходящего. В силу этих обстоятельств КГБ не оставлял его без внимания. Важная тема романов, статей и пьесы В. Кормера — деформация личности в условиях несвободы, выражающаяся не только в индивидуальной патологии («Крот истории»), но и в искажении родовых черт всех социальных слоев («Двойное сознание…») и общества в целом.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга для читателя, который возможно слегка утомился от книг о троллях, маньяках, супергероях и прочих существах, плавно перекочевавших из детской литературы во взрослую. Для тех, кто хочет, возможно, просто прочитать о людях, которые живут рядом, и они, ни с того ни с сего, просто, упс, и нормальные. Простая ироничная история о любви не очень талантливого художника и журналистки. История, в которой мало что изменилось со времен «Анны Карениной».
Проблематика в обозначении времени вынесена в заглавие-парадокс. Это необычное использование словосочетания — день не тянется, он вобрал в себя целых 10 лет, за день с героем успевают произойти самые насыщенные события, несмотря на их кажущуюся обыденность. Атрибутика несвободы — лишь в окружающих преградах (колючая проволока, камеры, плац), на самом же деле — герой Николай свободен (в мыслях, погружениях в иллюзорный мир). Мысли — самый первый и самый главный рычаг в достижении цели!
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В жизни каждого человека встречаются люди, которые навсегда оставляют отпечаток в его памяти своими поступками, и о них хочется написать. Одни становятся друзьями, другие просто знакомыми. А если ты еще половину жизни отдал Флоту, то тебе она будет близка и понятна. Эта книга о таких людях и о забавных случаях, произошедших с ними. Да и сам автор расскажет о своих приключениях. Вся книга основана на реальных событиях. Имена и фамилии действующих героев изменены.
С Владимиром мы познакомились в Мурманске. Он ехал в автобусе, с большим рюкзаком и… босой. Люди с интересом поглядывали на необычного пассажира, но начать разговор не решались. Мы первыми нарушили молчание: «Простите, а это Вы, тот самый путешественник, который путешествует без обуви?». Он для верности оглядел себя и утвердительно кивнул: «Да, это я». Поразили его глаза и улыбка, очень добрые, будто взглянул на тебя ангел с иконы… Панфилова Екатерина, редактор.