Наследство из Нового Орлеана - [33]

Мэри удавалось не отставать от Филиппа на протяжении более десяти совершенно кошмарных минут. Потом она потеряла поводья. И равновесие. Вывалившись из седла на обочину дороги, она кубарем покатилась вниз по крутому, поросшему травой склону, пока ее не остановил олеандровый куст с ядовито-розовыми цветами.

Она едва успела одернуть порванную юбку, как Филипп уже оказался рядом. Он был сердит, но его гнев лишь подстегнул ее собственный.

– Могли бы сначала спросить, не ушиблась ли я, а потом уже кричать на меня! – заорала Мэри.

Он немедленно принялся извиняться:

– Виноват, простите меня, пожалуйста. Я вел себя как изверг. Как вы? Ничего не повредили?

Мэри почувствовала себя виноватой, отчего еще больше разозлилась:

– Конечно, повредила! Попробовали бы сами свалиться с этого холма, а я бы посмотрела, как бы вы себя чувствовали.

Филипп принялся снимать сюртук.

– Давайте подложим его вам под голову. Я съезжу за повозкой и отвезу вас домой. Врач тут неподалеку.

Пришел черед извиняться Мэри.

– Простите меня, Филипп. Кажется, я не так сильно расшиблась. Просто испугалась. И еще мне стыдно.

Она вытянула одну ногу, затем другую, повращала ступнями, посгибала ноги в коленях, проверяя, не сломала ли, не растянула ли чего-нибудь. Сосредоточив все внимание на ногах, она не заметила нахмуренного, подозрительного взгляда Филиппа.

Постепенно, пока он наблюдал, как деловито она проверяет возможные травмы, его лицо смягчилось. Он решил, что она его не разыгрывает.

Вчера за ужином Филипп нашел Мэри достаточно симпатичной. Она ему даже понравилась. В отличие от большинства молодых женщин она не заигрывала с ним, не смеялась чрезмерно его шуткам и вообще не старалась каким-либо образом привлечь его внимание. Он привык к таким штучкам и был осмотрителен, как и подобает холостяку, если всем известно, что со временем ему достанется богатое наследство.

Но когда она напросилась с ним в поездку вниз по реке, его симпатии поубавилось. «Она ничем не отличается от любой другой девушки, ищущей мужа, разве что большим нахальством», – решил он.

Благовоспитанная незамужняя женщина никогда никуда не ездит наедине с мужчиной.

Когда Мэри упала, он не сомневался, что она старается заманить его в ловушку, ожидая проявления сочувствия и галантности. Следующим шагом, вероятно, предполагалось бессильное падение ему в объятия, возможно даже обморок.

Но он никак не ожидал, что она станет кричать на него, тем более совершит такой рискованный полет с лошади, при котором вполне можно было сломать шею. Филипп посмотрел на перепачканное и исцарапанное лицо Мэри, на ее совершенно растрепанные волосы. Ни одна женщина, которая ставит целью завлечь кавалера, не позволила бы себе выглядеть столь непривлекательно.

Он протянул ей руки.

– Я помогу вам встать, – сказал он. Мэри подала ему руку.

– Спасибо. Наверное, я буду охать и стонать, так вы не обращайте внимания… О-о-ох! – Поднявшись на ноги, она резко выдернула руку из его рук и принялась счищать грязь с одежды.

– Вы не пострадали?

– Нет. Вся в синяках, наверное, и страшна, как пугало. Но цела и невредима.

– Это хорошо. Я схожу за лошадьми.

Мэри простонала:

– Нам обязательно ехать верхом? Я бы лучше пешком прошлась.

– Если вас сбросила лошадь, главное – тут же снова оказаться в седле. Я тотчас вернусь. – Филипп начал подниматься по холму.

Мэри смотрела ему вслед с мрачной покорностью судьбе. Она не могла даже вернуться в прежнее гневное состояние. «Я сама виновата, – призналась она себе. – Сама напросилась. Теперь нужно терпеть до конца».

Галопом больше не скакали. Ехали шагом, бок о бок. Ехали и разговаривали. Каждый был удивлен, до чего легко им друг с другом. Перебранка оказалась чем-то вроде срывания масок – до странности интимное общение без какого бы то ни было сексуального подтекста.

– Почему же вы захотели совершить долгую прогулку? – спросил Филипп. – Ведь вы не очень-то любите лошадей, это заметно.

– Не очень – это еще мягко сказано. Я ненавижу верховую езду. У меня это плохо выходит, а я ненавижу делать то, что у меня не получается. Я просто выбрала наименьшее из двух зол. Я не хотела быть с Жанной, когда она встретится со своим героем.

Собственная искренность поразила Мэри, но потом вызвала в ней теплое и приятное чувство. Как все-таки замечательно иметь возможность сказать правду!

– Это еще кто? – осведомился Филипп. – Жанна не сказала мне, что у нее есть кавалер.

– Ваш друг Вальмон Сен-Бревэн. – Мэри произнесла это имя легко, но сердце ее перевернулось от боли – и от сладости ощущения этого имени на губах.

Смех Филиппа ее озадачил.

– Вэл? – сказал он. – Вэлу некогда заниматься такими девчонками, как Жанна.

Мэри ощутила головокружительный восторг. Но она все еще боялась поверить услышанному.

– Жанна уже не ребенок, Филипп, – сказала она. – И она нисколько не сомневается, что месье Сен-Бревэн… проявляет к ней интерес.

– Она себе льстит. Ну да неважно. Все равно завтра она о нем уже забудет.

Но Мэри не могла допустить, чтобы разговор на этом кончился. Слова Филиппа бальзамом пролились на ее истерзанную ревностью душу.

– Филипп, она говорит, что влюблена в него. И к ее словам стоит отнестись серьезно.