Наследство графа Калиостро. Мафия и масоны - [5]

Сам социальный порядок в то время ощутимо расшатался, и его расшатанность, вселяя предчувствие близкой революции, укрепляет хмельную мысль о том, что "все возможно". "Баланс" между действительным и возможным определенно качнулся в сторону возможного в эти последние десятилетия XVIII в. Мирабо в одном из своих писем, датированном 1786 г., пытаясь объяснить успех "этого романтического иностранца" (Калиостро), пожалуй, сформулировал самоощущение эпохи, написав, что "границы возможного сильно раздвинулись и реальное уже не всегда кажется правдоподобным".

Такова, примерно, атмосфера эпохи: где-то разреженная, где-то предгрозовая, "оккультистский туман стелется тут и там, фигура мага, особенно такого именитого, как Калиостро, большой частью населения еще воспринимается всерьез, хотя она, эта фигура, уже не лишена черт опереточности. В традиции алхимиков и каббалистов было прибегать к покровительству сильных мира; маг XVIII в. добивается положения приживала либо временщика, смотря по его претензиям, во дворцах королей и знатных вельмож, а его полупародийный "герметизм" делается элементом салонного этикета. Характерной фигурой в этом смысле был граф Сен-Жермен, самый знаменитый из предшественников Калиостро. Настоящее имя этого человека неизвестно, как неизвестны его национальность и социальное происхождение. Сен-Жермен был алхимиком и прорицателем при дворе Людовика XV в Версальском дворце у него была своя алхимическая лаборатория; кроме того, король использовал его для личных дипломатических поручений.

Сен-Жермен отличался светскостью, даже особой изысканностью и артистичностью (он считался превосходным клавесинистом и живописцем). О его похождениях складывались легенды (напомним хотя бы о тайне трех карт из "Пиковой дамы"). Таинственность была стихией Сен-Жермена, его второй натурой. Он утверждал, что живет 18 веков, и имел обыкновение в разговоре упоминать вскользь, как о чем-то само собой разумеющемся, о тех или иных своих впечатлениях и встречах времен античности и средневековья. "Эликсир бессмертия", сделавший его "вечным", будто бы избавил его также от необходимости принимать пищу: на людях он никогда не позволял себе эту "вульгарную" вещь. Сен-Жермен имел влияние на Людовика XV и даже обладал ключиком от потайной двери в королевскую спальню, куда он был вхож в любое время дня и ночи. После смерти короля его выпроводили из Версаля.

Сен-Жермен до конца выдержал свою роль: осталось неизвестным, когда, где и при каких обстоятельствах он умер. Он просто исчез в один прекрасный день, что дало новую пищу для самых фантастических легенд. Между прочим, о Калиостро говорили, что он есть не кто иной, как граф Сен-Жермен собственной персоной. Философ Гримм в одном из своих писем к Екатерине II приводил другое распространенное мнение, уже не столь нелепое: а именно, что Калиостро был одно время слугой графа Сен-Жермена. Сам Калиостро называл Сен-Жермена своим учителем (как они повстречались и в какой ситуации общались – об этом он в присущей ему манере плел небылицы). Современники, сравнивая двух "кудесников", находили, что Калиостро недостает утонченности Сен-Жермена, и что вообще в нем есть нечто плебейское.

Подобно Сен-Жермену, Калиостро стремился овладеть, говоря фигурально, ключиком к какой-либо из монарших особ. Отправляясь, например, в Санкт-Петербург, он лелеял тайную надежду (как он впоследствии признавался) заворожить российскую императрицу и подчинить ее своему влиянию. Исходя из того представления, какое он составил себе о "северной Семирамиде", Калиостро казалось, что ему это удастся, как уже удалось вскружить головы сентиментальным курляндским баронессам.

Сразу скажем, что эта его надежда не оправдалась. Екатерина II даже не соблаговолила принять графа Калиостро. Вообще в Петербурге (где он провел летние месяцы 1779 г.) Калиостро "не встретил ни приема, соответствовавшего его европейской известности, ни широкого применения для своей заманчивой практики". Нельзя, правда. сказать, что он не имел там вообще никакого успеха. Местные масоны из числа высшей знати встретили его благосклонно; "избранные" присутствовали при его алхимических опытах. Ему удалось "отуманить", как тогда говорили, даже всемогущего Г. А. Потемкина – правда, не без помощи г-жи Калиостро; светлейший самолично наведывался в дом на Дворцовой набережной, где квартировал маг и где частенько валил из печной трубы таинственный густой дым. Не обошлось и без наделавших шуму "чудесных исцелений". На этом поприще Калиостро, однако, столкнулся с конкуренцией доморощенного "кудесника" – популярного в петербургском свете знахаря Ерофеича (придумавшего своего рода "жизненный эликсир", который и по сию пору под его именем продается в винно-водочных отделах магазинов). С другой стороны, против Калиостро выступил мир медицины во главе с лейб-медиком императрицы англичанином Роджерсоном; конфликт между ними обострился до такой степени, что Калиостро предложил Роджерсону экзотическую "дуэль на ядах", от чего тот, однако, благоразумно уклонился.

Не добившись приема у императрицы, Калиостро собрался было пожаловать в Москву, куда его звали опять-таки масоны. Неожиданно в "Прибавлениях" к № 79 – "Санкт-Петербургских Ведомостей" появилось объявление о том, что "г. граф Калиострос, гишпанский полковник (живущий на Дворцовой набережной в доме г. генерал-поручика Миллера), имеет покинуть пределы империи"; в те времена знатные иностранцы обязаны были заранее уведомлять о своем отъезде через газету Дело в том, что Калиостро "высочайше" было указано на желательность его отъезда. По-видимому, у императрицы вызвала подозрение в первую очередь его масонская активность; возможно также, что ей пришлось не по вкусу чрезмерное внимание светлейшего к прелестям г-жи Калиостро. Сама Екатерина II мотивировала свое нерасположение к магу антипатией ко всяким формам мракобесия. Так она писала Гримму, которому изложила довольно подробно всю историю пребывания Калиостро в Петербурге в том виде, в каком она до нее дошла и в каком она сочла нужным представить ее парижскому философу Историю, в коей, по ее словам, "было все, кроме чудес". Императрица умолчала о том, что почему-то она все же сочла нужным облагодетельствовать мага перед его отъездом щедрым денежным даром.