Наследство - [42]

Линан кивнул, не зная, что сказать.

— Сейчас мы испытываем радость одновременно с печалью, — продолжал Берейма. — Наша матушка наконец-то освободилась от всех несчастий и от боли. Выпей за ее память и за наше будущее.

Линан ощутил себя так, будто с его плеч упала непомерная тяжесть. Он думал, что с поддержкой Береймы он станет способен вынести всю ответственность своего нового положения, и, что было еще важнее, теперь он знал, что Арива и Двадцать Домов не посмеют даже пытаться отнять его новообретенную власть. Впервые за всю свою жизнь он почувствовал себя настоящим принцем, потомком Дома Розетем. Он расправил грудь и шагал среди гостей с большей уверенностью, забыв о своей робости перед теми, кого он прежде сторонился и старался избегать из-за своего сомнительного происхождения и их явного пренебрежения. Он был достаточно умен, чтобы не задирать нос, однако все-таки находил удовольствие в том, что все ему кланялись и заискивали перед ним. По мере того, как тянулись ночные часы и он допивал красное вино из своей фляжки, в нем появилась некоторая развязность. Камаль и Эйджер с интересом следили за происходившей с ним переменой.

— Наш юный щеголь узнал о себе самом что-то новое, — заметил Эйджер.

— Он узнал, что может гордиться собой наравне с лучшими из них, — угрюмо отозвался Камаль. — Надеюсь, он отбросит это. Мне больше по душе прежний Линан.

— Может статься, что прежний Линан никуда не денется, Камаль, и эта новая уверенность не испортит его.

— До тех пор, пока кто-нибудь не попытается столкнуть его с нового места. Сейчас-то все с ним обращаются ласково, особенно в присутствии Береймы, но как только им представится возможность, они найдут способ навредить и помешать ему.

Однако Эйджер не разделял пессимизма начальника стражи. Он искренне жалел умершую Ашарну, однако не мог избавиться от ощущения, что теперь с новым положением Линана все будет идти только к лучшему. Впервые в жизни у Линана появилась семья, и впервые за многие годы Эйджер чувствовал, что у него появился дом и те, с кем можно было этот дом разделить.

— Кто это с ним сейчас? — спросил Камаль.

Эйджер взглянул своим единственным глазом на женщину, с которой разговаривал Линан, и пожал плечами.

— Не могу узнать ее. Но, по-моему, на ней туника одной из теургий.

— На ее плече звезда, обведенная кругом. Она студентка.

— Может быть, она просто пришла на тризну. Если хочешь, я могу развести их.

Камаль покачал головой.

— Не можем же мы всю жизнь присматривать за ним, и, уж конечно, я не собираюсь вмешиваться в его отношения с женщинами.

— Ах, вот даже как? — спросил Эйджер, проявляя больший интерес. — Она хорошенькая? Я не могу отсюда разглядеть.

— Сравнительно с кем? С тобой? Черт возьми, по сравнению с твоей физиономией мою задницу можно назвать хорошенькой.

— Ну, тогда по сравнению с твоей задницей.

— Она определенно более хорошенькая, чем моя задница. На самом деле она действительно хорошенькая.

— Тогда пожелаем ему удачи.

— Да, хотя и так видно, что она получает удовольствие, стоя рядом с ним. — Камаль оглядел двор и большой зал, его лицо поскучнело. — Пойду-ка я лучше начну свои обходы. Ты идешь, или ты слишком занят, глазеешь на студентку магии?

— Ох, я уже прекратил глазеть, начальник. Жду приказаний.

Дженроза Алукар не собиралась идти на тризну по умершей королеве, но ее уговорили друзья, все как один взволнованные перспективой увидеть королевский дворец изнутри. На самом деле всем горожанам позволялось бывать во многих местах дворца, специально отведенных для таких посещений, однако на практике лишь те, кого во дворец приводили дела, или те, кто был как-то связан с двором, входили внутрь дворца. Даже Церковь, несмотря на то, что располагалась в западном крыле дворца, служила свои службы в специальных церквях и капеллах, находившихся в самом городе.

В конце концов девушку привело во дворец собственное любопытство: ее не интересовало внутреннее убранство дворца, но ей было любопытно взглянуть на королевскую семью. Она ни разу не видела никого из ее членов, кроме самой Ашарны, присутствовавшей несколько лет назад на специальном богослужении, посвященном спасению рыболовного флота после страшного шторма. У Дженрозы были весьма смутные представления о том, как выглядел Берейма, благодаря тому, что однажды его лицо появилось на обороте монет, а кроме того, все считали, что представляют себе внешность Аривы, потому что всем было известно, что она является молодой копией своей матери, однако никто из знакомых Дженрозы никогда не видел Олио, или младшего, Линана. Во время похоронной процессии ей удалось мельком увидеть их всех среди чиновников и солдат, но только со спины.

Когда Дженроза и ее друзья оказались во дворце, они стали играть, держа пари и пытаясь угадать, какие же двое из сотен хорошо одетых молодых людей, находившихся во дворце, были Олио и Линаном. После того, как Дженроза лишилась половины своей недельной стипендии, она решила прекратить бессмысленные споры, отделилась от компании, нашла для себя бокал вина и стала бродить по дворцу, рассматривая внутреннее убранство большого зала. Она любовалась большим гобеленом, украшавшим северную стену зала, когда голос за ее спиной произнес: