Наследники Тимура - [14]
— «По средам и субботам…» — читает Котька.
— Ну вот, в субботу и возьмем! — говорит Боцман, морщась от дыма. — Может, с ящиком пойдет… Быть всем на месте к семи часам, как из ружья. И кончено!
— К семи она домой в субботу не приходит, — возражает Котька. — Известно уж…
— Ничего, подождем, — замечает Боцман. — Вернее дело будет.
Все трое курят частыми затяжками, деловито и торопливо.
— А я так думаю, что в ящике ничего нет, — говорит после паузы Минька. — Набрехали нам — и всё! Зря девчонку напугаем.
— Ох ты! — сипит Боцман. — Какой жалостливый!
— Балда ты! — сердито обижается Минька. — Ну, кому известно, что картина до сих пор лежит в ящике?
— Ду-у-урень! Чу-у-чело! — примирительно тянет Боцман. — Тебе же говорят, что ящик с двойным дном. Кто догадается, если не знать?! Ясно?
— А может, мазня какая, а не картина! — скептически замечает Минька. — И что за картина, когда вся-то она с гулькин нос! Ящик-то во… — расставляет он на полметра одну руку от другой.
Боцман вскакивает со скамейки и нетерпеливо затаптывает окурок.
— Чолдон ты малокультурный! — выкрикивает он сердито. — Да знаешь ли ты, кто рисовал эту картину?
— А кто рисовал? — спрашивает Минька.
— Знаменитый художник Куинджиев. За его картины пять тысяч дают, а есть такие, что и сто тысяч стоят.
— Куинджиева, — такого художника не знаю, — возражает Минька. — В школе проходили Репина, Сурикова, Шишкина, Айвазовского и еще этого, как его, который трех богатырей нарисовал…
— Васнецова, — подсказывает Котька.
— Вот, Васнецова! А Куинджиева не знаю.
— Был Куинджиев! — кипятится Боцман. — Наизнаменитейший художник. Котька, объясни ты этому дураку…
Котька зябко поводит плечами и зевает. У него апатичный вид невыспавшегося человека.
— Был такой художник, — говорит он. — Только не Куинджиев, а просто — Куинджи. Ученик Айвазовского. Я читал… В Русском музее висит.
— Во! В Русском музее! — удовлетворенно подхватывает Боцман. — Эх, братва, раздобудем картину Куинджи, продадим за пять тысчонок, а может и поболе, и айда летом на юг путешествовать!
— Трудно будет продать! — замечает Котька.
— Это еще почему? — спрашивает Боцман.
— А потому что начнут допрашивать: где взяли, да откуда…
— Ох, дурьи у вас головы! — смеется Боцман. — Найдем человека, который все чистенько обтяпает. Мы только свои денежки получим… Ого! Внимание!
Он вдруг неожиданно толкает локтями приятелей и кивком головы указывает на молодого человека, который появился из-за угла и идет теперь по тротуару вдоль сквера.
— Жорж! Смотри, братва, до чего шикарно одет!
Боцман готов уже окликнуть его, но Котька предостерегающе дергает за рукав:
— Только смотри, про наше дело — молчок! Жорке ни слова! Обведет нас!
— Это правда! — соглашается Боцман. — Жорж — хитрая лиса!
Но молодой человек заметил их сам.
— Алло, мальчики! Дышите озоном? Вы не замерзли, крошки?
У Жоржа всегда такая шутливая манера говорить. Не поймешь — по-нарочному это или нет. Шелковистые темные усики растянулись в тесемку по тонкой верхней губе, а нижняя выпятилась ковшичком.
— С пионерским приветом мальчики! Как оценка знаний и поведения? Никого не беспокоит?
Он снимает мягкую кожаную перчатку и поочередно за руку здоровается с приятелями.
Они с любопытством его разглядывают.
Стального цвета изящное габардиновое пальто. Сверкающие глянцем ботинки на толстом каучуке. Зеленая замшевая шляпа с витым шнурком. Кто знает, чем занимается Жорж с тех пор, как закрыли бильярд в Европейской гостинице. Он пропадал там с утра до ночи. Первоклассный игрок! Денежки у него водятся всегда.
— Айда со мной, миляги! — зовет Жорж. — Легкий променад, как говорят французы. Я расскажу вам восточную байку о том, как бедный дервиш стал счастливым и богатым. Впрочем… — он хитровато подмигивает, — вам еще не нужны деньжонки — вы маленькие. Или уже нужны, а?
— Нужны! Еще как! Мы хотим путешествовать, — говорит Боцман, стараясь подстроиться под шутливо-развязный тон Жоржа.
— Что я слышу, крошки! — удивляется Жорж, — Вы мечтаете стать юными туристами? Станция отправления — Ленинград. Станция назначения?..
— Черное море! — вырывается у Котьки.
— Ах, черт возьми! — качает головой Жорж. — Прекрасная идея! Грандиозный замысел! Феноменально! Прошу!
Он раскрывает роскошную, в серебре и целлофане, коробку дорогих папирос.
— Курите, мальчики! Не стесняйтесь! Я помогу вам осуществить вашу мечту. Можете считать, что плацкарты у вас в кармане!
Жорж виртуозно гонит по воздуху целую цепочку колец голубого дыма, потом мечтательно вздыхает:
— Ах, дети, дети — цветы жизни!
Совет штаба
Это окно для непосвященного человека ничем не отличалось от обычных окон дома. Чистое, хорошо протертое стекло, горшочек флоксов на подоконнике, тюлевая занавеска. Если взглянуть из окна, можно увидеть большой прямоугольный двор, выход на улицу, шесть подъездов лестниц, арку второго двора. Но тот, кому захотелось бы присмотреться к окну, мог увидеть маленькую деталь: в форточку, с ее внешней стороны, был вбит гвоздь, на нем болтался крепкий шнурок, а на шнурке, раскачиваемые ветром, трепыхались разноцветные флажки, такие, какие бывают на новогодних елках. Их количество и цвет постоянно менялись. То вдруг появятся два флажка: синий и зеленый, то сразу четыре — разных раскрасок. Бывало так, что окно украшалось целой цепочкой одних красных флажков. Тогда в этот день на дворе три раза раздавался чистый и мелодичный звук корнета сигнал: «На сбор!» Не успевала угаснуть последняя протяжная нота, как открывались двери нескольких квартир и мальчики разного возраста и роста торопливо устремлялись вниз по лестнице.
