Наследники Стоунхенджа - [18]
Седая женщина в очах вежливо сообщила, что мистер Чепстоу готов его принять, и провела к двери с латунной табличкой на панели красного дерева. Из-за тяжелого конторского стола навстречу Гидеону поднялся мужчина.
— Люциан Чепстоу. — Он протянул руку с «Ролексом» на запястье под обшлагом полосатого синего костюма.
— Гидеон Чейз. Очень приятно.
И тут же мысленно выругал себя за машинально произнесенную и вряд ли сейчас уместную вежливую формулу.
— Весьма сожалею о вашем отце. Садитесь, пожалуйста.
Гидеон занял одно из двух кожаных библиотечных кресел перед величественным столом. Адвокат, седой мужчина немногим старше сорока лет, вернулся на свое место, оправил жилет и сел.
— Вам чая? Или воды?
— Благодарю вас, не надо.
Чепстоу протянул руку к настольному телефону.
— Вы уверены?
Настойчивость адвоката разозлила Гидеона. Он отнес несвойственную ему раздражительность на счет неловкости, незнакомой обстановки и печальных обстоятельств.
— Благодарю, ничего не нужно.
Дверь отворилась. В комнату, сутулясь, ввалился ветхий старик — несомненно, отец Люциана, основатель практики.
— Седрик Чепстоу, — пробормотал он, словно отвечая на вопрос, и, не протянув руки, уселся рядом с Гидеоном.
— Надеюсь, вы не против? Я зашел выразить соболезнования. Я очень хорошо знал вашего отца. Прекрасный человек. Я двадцать лет вел его дела.
Гидеону хотелось заметить, что его отца никто не называл прекрасным, но он сдержался.
— Ничуть не возражаю. Благодарю вас. — И, удивив самого себя, он добавил: — Насколько хорошо вы его знали? Какие именно дела вели?
Чепстоу обменялись взглядами. Вопрос их явно смутил, и Гидеона это заинтересовало.
— Скорее профессиональные, чем личные, — ответил старик. — Мы оформляли все его дела: договора, контракты, соглашения, документацию на импорт и экспорт — в таком роде. Он был одним из самых крупных наших клиентов.
— Не сомневаюсь. — Ответ вопреки намерениям Гидеона прозвучал язвительно.
Люциан счел нужным вмешаться:
— Ваш отец был очень увлеченным человеком. И весьма успешным. С ним было приятно работать.
Гидеон не сводил взгляда со старшего Чепстоу.
— А в личном общении каков он был?
Тот поджал старческие губы:
— Мне хочется думать, что мы были друзьями. Нас связывала любовь к истории, уважение к ушедшим поколениям.
Люциан, торопясь перейти к деловой части, достал из ящика стола конверт. Гидеон не спешил.
— Отец оставил мне письмо.
Старый адвокат дрогнул.
— Предсмертную записку. Вы не знаете, что могло заставить его лишить себя жизни?
Седрик округлил глаза.
Гидеон переводил взгляд от отца к сыну.
— Не сможет ли кто-либо из вас сказать, что он сделал, чего стыдился настолько, что это довело его до подобного отчаяния, до такой депрессии?
Чепстоу-старший теребил складку кожи под подбородком.
— Нет. Ничего такого не было. Во всяком случае, в делах. Да мы и не могли бы поделиться подобными сведениями, если бы их имели, мы обязаны соблюдать конфиденциальность.
Теперь уже Гидеон не скрывал раздражения:
— Полагаю, речь о соблюдении конфиденциальности в данном случае неуместна.
Старик покачал головой, словно профессор, собирающийся поправить элементарную ошибку.
— У нас так не делается. Мы храним доверие клиента вечно. — Он смерил Гидеона взглядом. — Мистер Чейз, позвольте вас заверить, что, насколько мне известно, ни в личной, ни в профессиональной жизни вашего отца не было ничего постыдного. Никаких скелетов в шкафах.
— Скелетов? — Гидеон рассмеялся. — Мой отец грабил могилы. Он разорил захоронения в Сирии, Ливии, Мехико и бог весть где еще. Он незаконно продавал уникальные исторические находки за границу или в частные коллекции. Я уверен, что он скрывал целый некрополь скелетов.
Годы практики научили Седрика Чепстоу признавать поражение.
— Люциан, пожалуйста, огласите мистеру Чейзу завещание отца и выдайте ему копию. — Он поднялся, кресло заскрипело. — Удачного дня, сэр.
Люциан заговорил только тогда, когда за его отцом плотно закрылась дверь.
— Они были близкими друзьями, — сказал он. — Ваш отец был одним из немногих, кто бывал у него.
Гидеон еще не успокоился.
— Подходящая пара.
Адвокат сдержанно промолчал. Он выложил на стол конверт и подтолкнул к Гидеону другой такой же.
— Это последняя воля и завещание Натаниэля Чейза, засвидетельствовано в полном соответствии английским законом. Вы хотели бы, чтобы я огласил?
Гидеон двумя руками взял конверт. Из головы у него не шел Седрик Чепстоу. Старик, возможно, знал, что скрывал отец. Иначе к чему эти разговоры о конфиденциальности, подчеркнутое «насколько мне известно»?
— Мистер Чейз, вы хотите, чтобы я прочел вам завещание?
Он поднял голову и кивнул.
— Хочу вас предупредить, что в нем содержится необычное условие. Ваш отец при жизни договорился с Уилтширским крематорием.
Гидеон нахмурился:
— Это необычно?
— Само по себе нет. Многие заранее оговаривают и оплачивают свои похороны. Однако после кремации в Уилтшире он завещал рассеять свой прах над Стоунхенджем.
27
Лондон
Утром, выходя из душа, Джек Тимберленд глянул на себя и чуть не умер. Он вытащил из-под раковины весы и встал на них, как перед судом. Девяносто килограммов — черт побери! Он сошел на пол и встал снова. Никакой ошибки. При его 180 сантиметрах можно набрать восемьдесят пять, но при девяноста — оглянуться не успеешь, как превратишься в жирного толстяка.
