Наследники предтеч. Выживание - [16]

Описанию местной природы я посвящала целые часы и ничуть не жалела об этом. Кроме паукообразной обезьяны, опасными для меня хищниками оказались летающие в небе крупные, иногда более шести метров в размахе крыльев, ящеры, похожие на птеродактилей, которые, высмотрев жертву, резко пикировали с высоты, вцепляясь в добычу крупными, хорошо развитыми когтями на задних конечностях. Однажды на закате далеко в разрыве облаков мне привиделся крылатый ящер другого вида, похожий на дракона, но возможно, это была просто игра света и воображения.

Когда выдавалось ясное утро, я ещё до рассвета забиралась повыше, чтобы встретить первые лучи солнца. Буквально за несколько минут до его появления лесной шум стихал, и создавалось впечатление, что все живые существа, от обезьяны до последнего жучка, соблюдают торжественную тишину перед выходом верховного владыки. Но вот над лесным горизонтом появляется синевато-зеленоватый яркий край небесного светила, и мир оживает, ликующими криками приветствуя наступление дня. Лишь иногда в пересменку удавалось услышать песни птиц, причём делали это преимущественно представители одного вида: крупные пернатые, с белым, часто с небольшим оттенком розового или голубого, оперением, с широкими более насыщенного цвета пушистыми крыльями, длинным хвостом и хохолком на голове. Они взлетали на вершины деревьев и, полураскрыв крылья, быстро ими подрагивали, одновременно запрокидывая голову и испуская негромкое многострунное гудение. Пение звучало благородно и спокойно, как гимн наступающему дню. Потихоньку солнце поднималось над горизонтом, приобретая свой натуральный желтовато-белый цвет, и я перебиралась в глубину крон, возвращаясь к обычным ежедневным заботам.

Дневные джунгли поражали своей красотой. Множество оттенков зелени, различного размера и формы плотные листья, стебли, колючки и выросты. Разнообразные цветы всех оттенков радуги, белые, чёрные и даже под цвет древесины. Одни деревья цвели, другие, в том числе того же вида, уже приносили плоды. А встречались и такие, на которых одна часть кроны или отдельной ветки пестрела яркими цветами, а другая гнулась под тяжестью фруктов. Днем в лесу кипела жизнь. То возмущённо, то радостно перекрикивались обезьяны, на сотни разных голосов пели птицы; древесные крысы, раздув горло, издавали звуки, похожие на быструю барабанную дробь. То тут, то там раздавался призывный свист, чириканье, трели, мяуканье, писк, рычание. Лес можно было слушать часами, каждые раз находя для себя что-то новое.

Вечером, перед закатом, в хорошую погоду я тоже поднималась наверх, чтобы проводить последние лучи светила. Закатное небо часто окрашивалось в разнообразные оттенки красного, жёлтого и даже фиолетового. Но один раз удалось увидеть желто-сине-зелёный закат, немного похожий на рассвет. Когда ярко-жёлтое или даже красное закатное солнце скрывалось за горизонтом, лес замирал на несколько минут, лишь пышнокрылые музыканты и ветер осмеливались нарушить тишину. Однако уже скоро животные как будто оживали, и воздух снова наполнялся звуками, но не аналогичными дневным. Вытянувшись в струнку, мелодично свистели самцы фруктовых ящериц, приглашая подруг. Собравшись группами в несколько десятков особей, тонко тренькали крыльями крупные древесные тараканы. Быстрый стрекот ночных мушек напоминал звуки, издаваемые земной саранчой. Иногда над лесом проносился низкий вибрирующий зов паукообразной обезьяны и скрипел, как давно несмазанная дверь, голос маленького лемура.

Ночью мир преображался до неузнаваемости, только небо, тёмное грозовое или, реже, ясное и звёздное, оставалось похожим на земное. Окружающая природа, как хамелеон, меняла расцветку и даже как будто начинала светиться, неярко, но вполне достаточно для того, чтобы не замечать темноты. Листья становились жёлтыми или оранжевыми, самые молодые из них и почки иногда даже зелёными. Бурые древесные тараканы и беловатые личинки превращались в очаровательных зелёных светлячков. Зелёные, синие и голубые огоньки кружили в воздухе вместо дневных насекомых. Змеи тоже излучали мягкое голубоватое или синеватое свечение. Пушистые музыканты становились золотыми жар-птицами. А встреченная однажды ночью паукообразная обезьяна переливалась всеми цветами радуги, сияя красными, как кровь, глазами. Сначала казалось, что видеть в тёмное время суток мне помогает инфразрение, но потом, понаблюдав, поняла, что цвета и сила свечения окружающего мира не зависят от температуры.

Наслаждаясь чистой природой, отсутствием запахов гари, бензина, пластмассы и пыли, а также бесформенного городского шума, я уже почти перестала скучать по человеческому обществу. Тем более, что жизнь оказалась гораздо комфортабельнее, чем можно было ожидать: после кратковременного знакомства меня предпочитали избегать местные кровососы, клещи тоже больше не кусались. Благодаря тому, что почти всё время температура находилась в комфортном интервале, а от прохладного дождя удавалось спасаться с помощью простейших укрытий, я не страдала из-за отсутствия одежды. С каждым днём всё больше я принимала этот мир как новую родину, всё сильнее проникалась к нему нежной любовью.