Наследники Нестерова - [22]
- Вы же ранены. Да и погоду на завтра обещают плохую, - отговаривал летчика полковник.
- Вот поэтому и нужно лететь мне, - не отступал Попов. - Я же в этом районе каждую тропинку знаю, пешком исходил. А рана пустяковая. Разрешите?..
- Ну ладно, "сдаюсь". Утром зайдете в штаб для уточнения задания. А сейчас - отдыхать...
Наступило утро, хмурое, тревожное. Возле самолетов находились все: механики производили предполетный осмотр" летчики уточняли по картам опять приблизившуюся линию фронта. Пришел из штаба и Попов. Все летчики помогли ему приготовиться к полету: один дал свой шлем (собственный на забинтованную голову не налезал), другой протянул летные очки, третий вместе с механиками осмотрел самолет. На стоянку приехали командир дивизии и майор Юдаков.
- Товарищ полковник, младший лейтенант Попов к выполнению боевой задачи готов!
- Все ясно? - спросил Руденко. - Так точно!
- Желаю успеха! Помните, что от вашего полета зависит жизнь многих сотен бойцов и командиров, - пожимая Попову руку, напутствовал командир дивизии.
Самолет скрылся в туманной дали. Проводив его взглядом, пошел к своему истребителю Муравицкий. Прошло несколько минут - и он летел уже на перехват вражеского разведчика. Младший лейтенант быстро отыскал "Хейнкель-111" и пошел на сближение с ним. Экипаж разведчика был, видимо, начеку. Заметив советский истребитель, летчик "хейнкеля" увел самолет в облака. Однако укрыться в них не удалось: облачность была незначительная. Тогда, стремясь обезопасить себя от атак истребителя, вражеский разведчик резко снизился, полетел над лесом. Преследуя врага, Муравицкий открыл огонь с дистанции 600-500 метров. Разведчик искусно сманеврировал, и очередь прошла мимо. Муравицкий повторил атаку - и опять неудачно. А линия фронта уже осталась позади. Тогда младший лейтенант сблизился с врагом максимально и снова нажал гашетку. Пулеметы молчали: кончились боеприпасы. Осталась последняя возможность уничтожить врага - таран. И советский летчик использовал эту возможность. Сблизившись с "хейнкелем", он винтом своего самолета ударил по хвостовому оперению бомбардировщика.
Уже все летчики вернулись с задания, а Попова и Муравицкого, вылетевших раньше, все не было. Небо заволоклось облаками, начал накрапывать дождь. Но ни летчики, ни механики не уходили со стоянки. Каждый ловил малейший звук. Наконец из-за леса вынырнул "И-16" и, выполнив замедленную "бочку", пошел на посадку. Это вернулся Попов. Он все же разыскал в лесу окруженную часть, установил с ней связь и помог выйти из окружения. Вскоре прилетел и Муравицкий. Около его самолета сразу собрались летчики и механики. Увидев погнутые лопасти винта, они поняли, что в историю полка вошел еще один таран.
На следующий день полк перелетел на новый аэродром, еще ближе к Москве. Встречал машины майор Юдаков.
- Да, только двадцать самолетов осталось, - с горечью произнес командир полка, когда приземлился последний - двадцатый. Совсем недавно их было вдвое больше...
Едва летчики успели осмотреться на новом месте, как пришел приказ вылетать. В воздух ушли девятнадцать машин. Лишь один "И-16" сиротливо стоял на летном поле. В его кабине в готовности № 1 ожидал сигнала капитан Федотов. Прошло двадцать минут, полчаса - сигнала не поступало. Скоро уже должны возвращаться с задания. И действительно, издалека донеслись гул моторов и стрельба. "Почему стрельба?" Капитан уселся поудобнее, положил пальцы на сектор газа и стал пытливо всматриваться в горизонт. Увидел несколько самолетов, ведущих бой. Один из них вышел из боя и, оставляя за собой белый "шлейф", стал приближаться к аэродрому.
- К запуску! - подал команду летчик. Подлетев к аэродрому, подбитый "И-16" дал несколько коротких очередей.
"Просит помощи", - решил капитан Федотов и тут же повел истребитель на взлет, "горкой" набрал высоту. Прямо перед ним, чуть выше, "И-16" отбивался от трех "Ме-109". Федотов атаковал вражеский истребитель и сбил его. Потеряв преимущество в численности "мессершмитты" развернулись и на полной скорости помчались к линии фронта, а наши самолеты без помех совершили посадку. К Федотову, едва успевшему вылезти из кабины, подошел Попов. Лицо его было обожжено, глаза слезились. Он рассказал, почему вместе с ведомым лейтенантом Мухиным - оказался в таком трудном положении:
- Закончив разведку, мы шли домой. Неожиданно нас атаковала четверка "мессеров". Мы их встретили огнем. Мне удалось одного подбить. Но осколок снаряда попал в масляный бак. Пары горячего масла ворвались в кабину. Обожгли лицо и руки. Кабину заволокло" белой пеленой. Я уже ничего не видел и вынужден был выйти из боя. Выручил меня лейтенант Мухин. Он отвлек противника на себя и дал мне возможность долететь до аэродрома. Спасибо вам, товарищ капитан, что поняли мой сигнал и спасли жизнь моему напарнику.
- А как же иначе, друзья?.. - обняв Попова и Мухина, просто сказал Федотов. - Вы бы поступили так же.
За один день боевой счет полка увеличился на пять самолетов. Одержали очередные победы лейтенанты Муравицкий, Гребенёв и старший лейтенант Путяков. Но радости этот успех не доставил: в бою геройски погиб командир звена лейтенант Денис Терентьевич Михалёв.
В год Полтавской победы России (1709) король Датский Фредерик IV отправил к Петру I в качестве своего посланника морского командора Датской службы Юста Юля. Отважный моряк, умный дипломат, вице-адмирал Юст Юль оставил замечательные дневниковые записи своего пребывания в России. Это — тщательные записки современника, участника событий. Наблюдательность, заинтересованность в деталях жизни русского народа, внимание к подробностям быта, в особенности к ритуалам светским и церковным, техническим, экономическим, отличает записки датчанина.
«Время идет не совсем так, как думаешь» — так начинается повествование шведской писательницы и журналистки, лауреата Августовской премии за лучший нон-фикшн (2011) и премии им. Рышарда Капущинского за лучший литературный репортаж (2013) Элисабет Осбринк. В своей биографии 1947 года, — года, в который началось восстановление послевоенной Европы, колонии получили независимость, а женщины эмансипировались, были также заложены основы холодной войны и взведены мины медленного действия на Ближнем востоке, — Осбринк перемежает цитаты из прессы и опубликованных источников, устные воспоминания и интервью с мастерски выстроенной лирической речью рассказчика, то беспристрастного наблюдателя, то участливого собеседника.
«Родина!.. Пожалуй, самое трудное в минувшей войне выпало на долю твоих матерей». Эти слова Зинаиды Трофимовны Главан в самой полной мере относятся к ней самой, отдавшей обоих своих сыновей за освобождение Родины. Книга рассказывает о детстве и юности Бориса Главана, о делах и гибели молодогвардейцев — так, как они сохранились в памяти матери.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Поразительный по откровенности дневник нидерландского врача-геронтолога, философа и писателя Берта Кейзера, прослеживающий последний этап жизни пациентов дома милосердия, объединяющего клинику, дом престарелых и хоспис. Пронзительный реализм превращает читателя в соучастника всего, что происходит с персонажами книги. Судьбы людей складываются в мозаику ярких, глубоких художественных образов. Книга всесторонне и убедительно раскрывает физический и духовный подвиг врача, не оставляющего людей наедине со страданием; его самоотверженность в душевной поддержке неизлечимо больных, выбирающих порой добровольный уход из жизни (в Нидерландах легализована эвтаназия)
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.