Наследники Нестерова - [23]
Вечером в столовой собрались все летчики и технический состав полка. Это был первый за время войны совместный ужин. Раньше собрать всех было просто невозможно: эскадрильи базировались на разных аэродромах.
Командир полка майор Юдаков окинул взглядом поредевшую боевую семью летчиков. Люди, ставшие ему за время войны такими дорогими и близкими, сидели похудевшие, усталые. На счету у каждого уже не менее чем по сотне боевых вылетов. А каждый такой вылет - встреча лицом к лицу со смертельной опасностью. И ни один из них ни разу не отступил. Гордость за этих простых советских парней, скромных и мужественных, готовых выполнить любое задание, драться с врагом за свою Родину до последней капли крови, наполнила сердце командира. Вот каких славных бойцов воспитали Коммунистическая партия и ленинский комсомол! Взять, к примеру, Попова. Он сидит справа, рядом с Муравицким. Только за последние полтора месяца он совершил полтораста вылетов, сбил лично и в составе группы 14 вражеских самолетов. Его друг Муравицкий имеет на счету 105 вылетов и 10 сбитых самолетов противника. Их сосед Морозов 100 раз вылетал на боевые задания, участвовал во многих групповых боях, вместе с товарищами уничтожил 12 фашистских самолетов.
Что же сказать всем им в первую за период войны встречу коллектива за общим столом?
Командир сказал о том, что было ближе всего его сердцу: о Родине, о героическом советском народе, о партии, которая взрастила и воспитала целое поколение мужественных молодых людей. Командир вспомнил всех тех, кто в составе полка начинал войну, тех, кто сложил голову за священную землю советскую, за свободу и независимость нашего государства.
- Трудно нам сейчас, - говорил командир. - Очень трудно. Но мы победим. В победе мы не сомневаемся. Каждый из нас сейчас дерется за троих. Будем драться за пятерых, до полной победы над врагом. Давайте по-дружески поздравим с боевым успехом летчиков Попова, Муравицкого, Федотова, Гребенёва, Путякова, каждый из которых сбил сегодня по фашистскому самолету...
Так в полку было положено начало замечательной традиции - отличившихся за боевой день летчиков и техников ежедневно за ужином чествовать всем составом полка.
Утро 3 сентября было сырое и ветреное. Аэродром заволокло облаками. Летчики собрались в штабной землянке. Разговаривали о вчерашнем первом совместном ужине, о новостях из дому. Зазвонил телефон. После того как командир, выслушав распоряжение, сделал на планшете две пометки, все поняли: поступило срочное задание. Действительно, из штаба Западного фронта срочно потребовали разведывательные данные о силах и месте сосредоточения танковых частей противника в районе наших 22-й и 29-й армий. Почти одновременно пришел приказ из штаба дивизии: немедленно выслать звено в район прорыва немецких танков.
Разбрызгивая лужи воды и грязи, первым взлетел самолет лейтенанта В. Хомусько, за ним - истребители, пилотируемые Поповым и Муравицким. Серая водянистая мгла тотчас же поглотила машины. Заморосил дождь. Авиамеханик А. Ветчинников зло пробурчал:
- Этого еще не хватало...
- А может, там дождя нет, - неуверенно откликнулся сержант К. Свердлов.
- Садиться-то им здесь нужно.
Прошел показавшийся долгим, как зимняя ночь, час. Вернулся лейтенант Хомусько. Он доложил командиру полка о том, что обнаружил танки врага. Но что случилось с Поповым и Муравицким, он сказать не мог. Сообщил лишь, что при пересечении линии фронта самолеты попали под сильный обстрел зенитных батарей.
- Летят, летят! - услышав звук моторов, радостно закричал Ветчинников.
Но механик ошибся: самолет пролетел мимо аэродрома. Гул его моторов быстро растворился вдалеке.
Долго не расходились летчики. Едва прекратился дождь, на разведку улетело звено старшего лейтенанта Волошина. Вот и оно благополучно возвратилось, а о Попове и Муравицком по-прежнему не было никаких сведений. Промокшие и уставшие, собрались вечером летчики в столовой. Ужинали молча. Все ждали, что вот-вот заскрипит дверь и войдут Попов и Муравицкий, займут, как обычно, рядом свои места за столом. Но этого не случилось.
Среди ночи в землянке, где отдыхали летчики, поднялся шум. Вернулся Муравицкий. С ним были комиссар дивизии полковой комиссар Бабак и майор Юдаков. При бледном свете коптилки летчики увидели, что голова Муравицкого забинтована. Все вскочили с нар, обступили его, стали расспрашивать о полете. Он отвечал бессвязно, а глазами искал Попова.
- Саша не вернулся?
- Вернется. Что ему, в первый раз в такую погоду летать?! Ты расскажи, расскажи толком, что случилось.
С трудом подняв забинтованную голову, Муравицкий начал вспоминать подробности полета:
- Летели на бреющем вдоль дороги. Дождь до предела сокращал видимость. Но танки нашли. Начал считать, сколько их, но вскоре сбился... Много... Около двухсот вместе с автомашинами. Прошли в тыл врага дальше. В деревне увидели еще до сотни танков и машин. Все ясно. Задание выполнено. Можно лететь домой. Развернулись на обратный курс. Погода немного улучшилась. Но... это было только к худшему. Немцы на перехват подняли группу своих истребителей и навязали бой. Схватка была жестокой. На меня напали три "мессершмитта". Одного из них сбил. Увертываясь от атак оставшихся двух, я потерял из виду Попова и Хомусько. Попытался их найти, но вновь наползшие дождевые облака помешали это сделать. "Мессершмитты" ушли. Начала действовать фашистская зенитная артиллерия. Крупный снаряд разорвался рядом с кабиной, осколки осыпали самолет, ранили в голову и лицо. Двигатель начал работать с перебоями, а над линией фронта совсем заглох. С трудом дотянул до своих войск.
В год Полтавской победы России (1709) король Датский Фредерик IV отправил к Петру I в качестве своего посланника морского командора Датской службы Юста Юля. Отважный моряк, умный дипломат, вице-адмирал Юст Юль оставил замечательные дневниковые записи своего пребывания в России. Это — тщательные записки современника, участника событий. Наблюдательность, заинтересованность в деталях жизни русского народа, внимание к подробностям быта, в особенности к ритуалам светским и церковным, техническим, экономическим, отличает записки датчанина.
«Время идет не совсем так, как думаешь» — так начинается повествование шведской писательницы и журналистки, лауреата Августовской премии за лучший нон-фикшн (2011) и премии им. Рышарда Капущинского за лучший литературный репортаж (2013) Элисабет Осбринк. В своей биографии 1947 года, — года, в который началось восстановление послевоенной Европы, колонии получили независимость, а женщины эмансипировались, были также заложены основы холодной войны и взведены мины медленного действия на Ближнем востоке, — Осбринк перемежает цитаты из прессы и опубликованных источников, устные воспоминания и интервью с мастерски выстроенной лирической речью рассказчика, то беспристрастного наблюдателя, то участливого собеседника.
«Родина!.. Пожалуй, самое трудное в минувшей войне выпало на долю твоих матерей». Эти слова Зинаиды Трофимовны Главан в самой полной мере относятся к ней самой, отдавшей обоих своих сыновей за освобождение Родины. Книга рассказывает о детстве и юности Бориса Главана, о делах и гибели молодогвардейцев — так, как они сохранились в памяти матери.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Поразительный по откровенности дневник нидерландского врача-геронтолога, философа и писателя Берта Кейзера, прослеживающий последний этап жизни пациентов дома милосердия, объединяющего клинику, дом престарелых и хоспис. Пронзительный реализм превращает читателя в соучастника всего, что происходит с персонажами книги. Судьбы людей складываются в мозаику ярких, глубоких художественных образов. Книга всесторонне и убедительно раскрывает физический и духовный подвиг врача, не оставляющего людей наедине со страданием; его самоотверженность в душевной поддержке неизлечимо больных, выбирающих порой добровольный уход из жизни (в Нидерландах легализована эвтаназия)
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.