— Зануда! — не выдержал Николай. — Я твой лорд! Я хочу, чтобы ты следовала моим приказам!
— Ты не замечаешь, но именно это я и делаю. Готовила бы я сейчас суп, как самая обычная крестьянская баба, если бы не следовала? Я не угрожаю, мой лорд, а ненавязчиво подчеркиваю, что в этом мире я вполне в силах взять тебя за шкирку и протащить волоком хоть по всему свету.
Николай хмыкнул:
— Это был юмор? У тебя есть чувство юмора?
— Юмор. Если тебе хочется так думать.
— Эй! Ты специально меня пугаешь?!
— Не специально. Шорсир созданы для того, чтобы пугать. Страшнее шорсир во всех мирах только черный лорд.
— Одно и то же по кругу! — разозлился Николай и посолил бульон еще раз.
Трина ела жуткий пересоленный суп с тем же видом, с которым делала все остальное, будто ее происходящее вообще не касается. А если господин пожелает пообедать одной солью на тарелке, то и она присоединится без единого слова. Демоница во плоти! Точнее, робот в режиме демона, что еще хуже.
В этой затянувшейся подвешенности неделя доковыляла и до субботы. Николай прозванивал объявления на предмет вакансий, но ничего толкового пока не подвернулось, потому покер в субботу выглядел уже не только развлечением, но и необходимостью. Нахлебница его многого не требовала, просто постоянно присутствовала рядом: не начинала разговор, пока не спросят, помогала в готовке и уборке, стоило только о том распорядиться. Абсолютно непостижимым образом она на ходу схватывала любые проявления индустриального мира: сначала внимательно наблюдала за действиями Коли, потом повторяла в лучшем виде: микроволновку на таймер, стиральную машинку на режим сушки, готовку, уборку, что угодно. Николай ее глубокомысленными разговорами старался не донимать, хоть иногда и сгорал от любопытства, потому что опасался услышать и другие подробности, от которых на душе становилось совсем несладко. Но так они хорошо уживались, что однажды он решил пошутить:
— Трина, если я когда-нибудь решу жениться, то выберу такую, как ты: молчаливую, безынициативную посудомоечную машину со встроенным кухонным комбайном, в смысле, идеальную женщину!
— Не говори глупости, Киан. Ты никогда не женишься.
— Это еще почему? — обиделся Николай, хотя в ближайшие лет пятьдесят не был намерен связывать себя браком.
— Потому что ты лучший из лучших. Преступление против всей сути бытия — отдавать себя единственной женщине. Ты можешь взять любую, хоть каждый день любую, зачем же тебе выбирать одну?
— А-а, теперь понятно, почему папаша маму бросил. А я-то его всю жизнь считал подлым мерзавцем.
— Правильно считал, он и был мерзавцем, как и положено. Но подлости в том поступке не было — он не бросил твою мать, а облагодетельствовал ее потомством, то есть посчитал достойной такого дара.
— Ясно. Лучше не продолжай. У тебя все представления о морали сдвинутые.
— Как прикажешь. Мне снова вытереть пыль?
— Хватит уже ее вытирать, скоро полки до дыр протрешь, идеальная моя. Но слушай, сегодня вечером я надолго уйду, — он заметил, как девица едва расширила глаза, и предупредил протест: — Это будет так, будто я вышел в магазин, ясно? Помнишь же — ничего страшного. Я ушел и пришел, а ты за это время ничего с собой или с кем-то другим не сотворила.
Походы в магазин действительно напоминали аттракционы с длинными предисловиями. Тащить девицу в старом мужском спортивном костюме с собой Николай не хотел, потому и настраивал ее на полчаса ожидания. Ставил перед ней будильник и говорил, до какого времени вернется. Она соглашалась, но при условии, что потом Трина отправится его искать. По возвращении Николай заставал ее в неизменной позе, так и смотрящей на часы. Этот этап они пережили, но теперь речь шла не о тридцати минутах, потому он и начал заранее, с самого субботнего утра.
Она сказала с нажимом:
— Если ты будешь занят дольше положенного времени и собираешься покинуть пределы района, где я чувствую твое присутствие, лучше отправимся вместе.
— То есть ты постоянно меня чувствовала? — дошло до Николая. — Поэтому так терпеливо относилась к моим отлучкам?
— Разумеется. И ощутила бы, если бы ты подвергся опасности.
— Но на этот раз мне нужно уехать на другой конец города!
— Тогда я пойду с тобой.
— А если я не хочу тебя видеть?
— Тогда пойду так, что ты даже не заметишь моего присутствия.
— А если я прикажу остаться здесь?
— Тогда я нарушу твое распоряжение и уже не в первый раз. Умирать за подобное все равно только единожды, потому теперь я не слишком боюсь подобных нарушений.
— С ума сойти… Беру свои слова обратно, ну, по поводу того, что женился бы на такой! Это ж тихий ужас, честное слово, я как на поводке себя чувствую!
— Хочешь, приготовлю хлеб с расплавленным сыром? Я заметила, что такое блюдо поднимает тебе настроение.
Николай только руками всплеснул. Но орать на нее бессмысленно — с тем же успехом можно кричать на преданного пса: только взгляд меняется, но ровным счетом ничего не доходит. Он долго думал, потом снова вышел к ней в зал и сказал спокойнее:
— Хорошо, пойдешь со мной. Но только при условии, что ничего не будешь делать или говорить без разрешения, ясно?
