Наследница Роксоланы - [66]

Потом была довольно долгая пауза, наполненная какими-то странными действиями: несколько человек спустились с высокого борта в лодку, другие, наоборот, перебрались оттуда в шаик. На бой, захват судна это совсем не походило.

Джанбал украдкой быстро огляделась по сторонам. Пираты, кажется, тоже недоумевали.

– Удостовериться хочет… – наконец догадался тот, кого она уже привыкла называть про себя «Горелое Ухо».

– В чем? – спросил другой.

– Что мы тех самых ему готовы отдать, которые у него в списке. И всех. А если не всех, то какую именно часть.

– Так он же вроде беседовал с ними, в первый-то раз, – удивился молодой пират, прозвищем которого Бал не озадачивалась, потому что знала имя – Юнус.

– Значит, тогда недосчитался кого-то. – Горелое Ухо пожал плечами. – Да ты стой себе спокойно, наше дело маленькое. Им, когда надо будет, азапы займутся.

Человек, стоявший на носу второй лодки, был облачен в пурпур, а тюрбан его, тоже пурпурный, украшало целое знамя павлиньих перьев. И резной жезл в руке. И осанка горделива. Лицо на таком расстоянии не различить, но так тут, конечно, лишь один выглядеть может.

Да и лодка – фута-кайык, узкая и легкая, убранная дорогой тканью, – здесь, до самого Истанбула, тоже лишь одна такая есть.

Гребцы первой лодки, проходящей мимо, на мгновение придержали весла в воздухе, но Каторжный Паша исполненным величия жестом позволил или даже приказал им следовать к галере. И весла снова погрузились в воду, толчком послав лодку вперед.

– А зачем они троих наших на борт приняли и стольких же своих спустили? – продолжал недоумевать Юнус.

– Эх ты, лепешка сырая, непропеченная… – Горелое Ухо глянул на парня со смесью досады и сожаления. – Положено так. Чтобы их и наши кюрекчи в равном числе через одного сидели.

– Зачем?

Вокруг рассмеялись.

– Чтобы никто никого не обманул, – раздельно и внятно, словно маленькому ребенку или слабоумному, объяснил старый пират.

– Неужто они думают, что мы из-за выкупа паршивого можем пиратский кодекс нарушить?! – У Юнуса от возмущения глаза на лоб полезли. – А если даже и так – надеются, что трое их гребцов как-то смогут этому помешать?

Рядом шумно хмыкнул Гергедан, как из туфанга холостым зарядом выпалил.

– Вон он сидит, – обморочным шепотом прошелестела Айше на ухо Джанбал.

– Кто? – нахмурилась та. Она только что нащупала взглядом того единственного, кто мог быть Ламии: на полголовы выше прочих и с самого начала стоял у кормила шаика. Он и теперь там стоял, в лодку не спустился, так что слова Айше должны были относиться к кому-то другому.

– Бек. Твой брат.

– Где? В лодке?!

– Нет. В большой ладье. – Рука Айше судорожно сжалась, ногти впились в плечо Бал сквозь ткань рубахи, но на такую ерунду девушки сейчас не обращали внимания. – У левого борта за предпоследним веслом. Неужели не видишь?

Бал встряхнулась – и у нее словно бы пелена с глаз спала: тот, на кого указала Айше, действительно мог оказаться ее братом. Все гребцы там сейчас голые по пояс, но у этого что-то белеет поперек тела: возможно, та самая давящая повязка на грудную клетку, которую они вчера накладывали. И лоб перевязан тоже. А ростом он настолько же ниже своих сидящих соседей, насколько Ламии (или тот, кто может оказаться Ламии) выше стоящих.

Но ведь Джанбек в любом случае не должен был оказаться здесь! Поверил ли ему Фондерцу, не поверил ли – зачем в гребной команде сейчас нужен раненый мальчишка, пусть даже ранен он куда слабее, чем опасается Айше?

Разве только…

– А… А ты кого высматривала? – с запозданием как-то неверяще и даже опасливо поинтересовалась Айше.

Командир азапов торопливо прошел с кормы на нос, и девушкам, оказавшимся у него на пути, пришлось еще торопливее шагнуть в сторону друг от друга. В результате вопрос Айше остался без ответа – к большому облегчению Джанбал.

Барон Фондерцу поднялся по кормовому трапу – как обычно, один и все с тем же дурацким, давно уже только смех вызывающим мечом на поясе. Впрочем, смех смехом, а проверили его с тем же вниманием, как и в предшествующие дни, так что Бал и Айше имели сомнительное удовольствие очередной раз наблюдать ритуал осмотра ножен, пустых, как кошель нищего.

Место пленников было на носу, и рыцарь послушания опять же, как вчера и позавчера, оказался вынужден идти через всю галеру вслед за сопровождавшим его азапом. Шел и негромко молился себе под нос.

Да уж, глупец, тебе есть из-за чего просить Всевышнего о милости. Куда отправится сегодня твоя душа – это воистину дело Аллаха: может быть, он, в безграничной снисходительности своей, и правда принимает молитвы на латыни тоже, не только на языке Пророка. А вот телу твоему суждено отправиться за борт сразу после того, как Каторжный Паша заполучит в свои руки серебро.

И дай-то Аллах, чтобы только твоему…

От посредника не требовалось отступать столь торопливо и столь далеко в сторону, как от пиратского агасы, поэтому Джанбал едва посторонилась, открыто демонстрируя презрение. Но рыцарь послушания прошел мимо нее, как мимо пустого места, даже взгляда не скосив. Только на миг чуть возвысил голос, бормоча слова молитвы.

Что-то в этих словах было не совсем обычное.