Наследница Магдалины - [42]

Клер быстро покраснела. — Неужели вы способны видеть насквозь? — ее нижняя губа задрожала.

— Неужели наши души обнажены перед вами?

Брижит осторожно вернула Гильома в руки матери.

— Нет, я вижу далеко не все. Иногда я закрываю свое внутреннее восприятие мысленной занавеской. Порой это необходимо, иначе я давно сошла бы с ума. — Немного помедлив, она добавила: — Я была на вашей свадьбе вместе с дядей и нашим другом Матье. Вы нас не заметили, потому как мы приехали очень поздно. Я тогда ощутила необыкновенное взаимовлечение между вами и вашим супругом. Но мне кажется, что с тех пор вы подрастеряли свои чувства.

Клер нахмурилась:

— С тех пор как умер его отец, Рауль обрел утешение в остром мече. Я еще люблю его, но при мысли, что ему доставляет удовольствие проливать кровь, меня тошнит… Я… впрочем, вы и так, наверное, все видите.

— Ничего, ничего. — Брижит положила ладонь на плечо Клер. — Порой мне тоже хочется рассказать хоть кому-то о том, что мучает меня. И порой мне так одиноко, даже если вокруг много народа, — она вздохнула. — А кровопролитие целиком на его совести, не на вашей. Быть может, он находит утешение в войне, потому что вы не подпускаете его к себе… Я чувствовала…

— Что? — удивилась Клер.

Брижит только головой покачала. Когда ее душа на краткий миг коснулась души Рауля, она ощутила безысходную тоску и острое желание любви.

— Я ощущала его одиночество. У вас есть время подумать, чтобы сделать очередной шаг. А сейчас ваши сомнения делают решение невозможным.

— Как долго должна я ждать?

— Принимайте каждый день своей жизни таким, какой он есть, и вы сами узнаете, когда наступит наиболее подходящий момент.

— Но как? — не понимала Клер. — Как я об этом узнаю?

— А тогда уже не будет нужды спрашивать. Загадочно улыбнувшись, Брижит отвернулась. — А сейчас идите домой, к своему мужу. Он уже волнуется.

Клер передала ребенка служанке и быстрым шагом направилась к выходу. Брижит присела на скамью, чтобы собраться с мыслями. Трудно давать советы, если ты заинтересованная сторона, и когда будущее в любом случае представляется лишь как непроглядная стена пламени.

ГЛАВА 17

Монвалан, весна 1211 г.

Кузня, пристроенная к монваланскому арсеналу, была логовом дракона, наполненным игрою черно-красных теней. Как сказал оружейник Жак, здесь было жарче, чем в постели шлюхи. Этому крепышу исполнилось уже шестьдесят два, но силы в его мощных руках было, как у тридцатилетнего.

Похожий на чертенка, мальчик-подмастерье раздувал меха, в то время как взрослый сын Жана стоял за наковальней и отбивал раскаленный наконечник копья круглым молотком. Пот заливал его мускулистые руки и грудь. Сам Жан сидел рядом в более прохладной оружейной комнате и, то и дело прикладываясь к кувшину вина, нанизывал кольца кольчуги.

Рауль раздвинул плечи, проверяя, не сковывает ли движений переделанная кольчуга. Физические нагрузки за последний год сделали его крупнее, так что кольчуга, деланная для двадцатилетнего Монвалана, оказалась явно тесна. Но попросить Жана добавить несколько новых звеньев было куда дешевле, чем заказывать себе новые доспехи.

Во двор въехала группа всадников. Щурясь на мартовском солнце, Рауль попытался рассмотреть, кто же это. Пегую с белыми ногами лошадь он признал прежде, чем восседавшего на ней всадника. Прошел уже год с тех пор, как он последний раз видел Амьери де Монреаля, но волосы его с тех пор стали совершенно седыми. Его сестра Жеральда ехала рядом на покрытой попоной кобыле. Рауль вспомнил, что зимой она писала, что обязательно приедет навестить его мать, в последнее время сильно страдавшую от кашля. Обрадовавшись, он поспешил навстречу гостям.

Амьери встретил Рауля крепким рукопожатием и оглядел его с ног до головы.

— Я так понимаю, что ты уже слышал новость, — с мрачным видом изрек он.

— Какую? — удивился Рауль, собиравшийся уже было поцеловать Жеральду.

— Так, значит, ты ни о чем не знаешь… А то я было подумал, когда увидел тебя в кольчуге… — он внезапно заикнулся.

— Да я просто новую примерял. Что случилось?!

Амьери смерил его пристальным взглядом.

— Кабаре пал. Пьер Роже сдался два дня тому назад, чтобы спасти свою шкуру. Де Монфор теперь собирается обрушить на нас свою мощь. — Амьери сообщал все это настолько извиняющимся тоном, что создавалось впечатление, будто он лично ответственен за происходящее. — Я думал, ты уже знаешь.

Рауль покачал головой, почувствовав внезапное озлобление.

— Я еще несколько месяцев тому назад говорил графу Раймону. Никаких переговоров с де Монфором зимой. Все это делалось лишь для отвода глаз, а вот теперь он показал свою истинную сущность. Мы должны были перейти в наступление. Мы должны были бить его. Бить до тех пор, пока у него не останется ни единого солдата.

Амьери тяжело вздохнул.

— Тебе легко говорить, Рауль. Но сам посуди, какой из Раймона воин, к тому же он и впрямь желает примирения с Римом. Он поставлен в безвыходное положение.

— Я все понимаю, — тихо промолвил Рауль, — но я знаю и то, что, если мы не объединимся, де Монфор всех нас уничтожит.

* * *

— Ты знаешь, что Жеральда собирается принять консоламентум? — сообщил Амьери. — Она очень привержена катарской вере.