Наследница - [2]

– Патрон, – заговорил огромный, – наша гостья не лошадь.

Он сдернул перчатку и протянул мне руку. Она была не слишком огромная, но и не маленькая. Определенно крепкая и наверняка энергичная.

– Позвольте представиться. Андре Номали. Здешний конюх.

– Очень приятно, мсье Номали.

Рукопожатие действительно оказалось энергичным и действительно очень приятным. И взгляд небольших серых глаз, встретившихся с моими, тоже был энергичным и открытым. На человека с таким рукопожатием и таким взглядом определенно можно положиться, если, конечно, забыть «средневековую» клоунаду…

– Жюли-Виктория Брэбьи. – сказала я и добавила, раз уж он назвал свою профессию: – Преподаватель математики.

– Очень приятно, мадам метресс[1]. – Конюх улыбнулся открыто и располагающе. – И позвольте вам представить моего патрона мсье Рене Рейно.

Рейно шагнул ко мне. Конюх встрепенулся.

– Только не вздумай целовать ей ручки, Рене! Мадам метресс не любит обычаи пятнадцатого века! Или я не прав, мадам метресс? – кокетливо уточнил он.

– Не важно. – Я протянула руку. – Очень приятно, мсье Рейно.

– Мне тоже, мадемуазель Брэбьи, – сказал Рейно и с вежливой улыбкой все-таки поцеловал кончики моих пальцев. Карие глаза тоже не выражали ничего, кроме вежливости. – Вы ездите верхом, мадемуазель Брэбьи?

– Нет. А что такое?

– Ха! – басовито хохотнул конюх. – Я так и думал, Рене. Я тебе говорил. Поедет с тобой или со мной. Не надо было по такой погоде лишний раз седлать Рыжулю.

Я переводила глаза с Рейно на конюха и обратно.

– Дело в том, мадам метресс, – заговорил конюх, – что скоро стемнеет, и…

– Господа! – оживился Сале. – Я прекрасно держусь в седле. Мадемуазель Брэбьи поедет со мной.

– Что?! Куда это я должна ехать? Что это значит? Мсье Сале! Извольте объяснить! Куда это вы меня заманили? Вы говорили, что так мы короткой дорогой попадем к нотариусу, и вдруг все это… Чистое поле! Двое незнакомых мужчин! Что вы молчите, мсье Сале?

И тут конюх протянул ему свой хлыст.

– Ну-ка, покажи нам класс, мэтр! Держи погонялку. И давай с ней быстренько на моего Блэка. А ты, Рене, бери Рыжулю. Я-то для нее больно тяжелый, – добавил он, доверительно глядя на меня. – Поживее, господа, поживее!

Сале забрал хлыст и вполне ловко вспорхнул на черную громадину.

– Ну же, мадам метресс! – Конюх потянулся ко мне. – Идите сюда.

– Никуда я не пойду! Это похищение!

И тут они все – вместе с Сале! – захохотали.

Конюх энергично сграбастал меня, поднял в воздух и как пушинку водрузил на конскую шею.

– Объяснишь ей все по дороге, Сале, – безапелляционно распорядился Рейно. Он уже сидел на Рыжуле с мобильным в руке. – Хватит тут уже мерзнуть. Да, еще, Андре. Забери-ка ты ее багаж из машины. Принеси мне. Шарло, – сказал он уже в телефон, – давай, пока не стемнело, к шестнадцатой лунке. Запаску надо поставить. Ну конечно. Да. Да. Конечно, объедешь поле, с центрального входа, и в гараж. Конечно. Хорошо.

С ужасной высоты я оторопело наблюдала за происходящим. Рейно сунул телефон в карман. Конюх вытащил из машины мои сумки и отдал ему. Пошел к серому в яблоках коню. Погладил его по морде. Тот потерся о его плечо, как кот. Конюх что-то подправил в седле и водрузил на него свою тушу.

– Эй, мадам метресс! – пробасил он.

Я вздрогнула и вышла из оцепенения.

– Вам придется обнять нашего мэтра! И ничего не бойтесь, он правда очень приличный наездник.

– Правда-правда, – очень тихо прошептал Сале, почти касаясь моего уха губами.

Оказывается, я сидела, прижавшись спиной к его груди. И она была теплая, крепкая и широкая. А его руки, как бы обнимая меня сзади, держали поводья. И еще от него пахло лимоном и огурцом, как от подростка из приличной семьи. Наверное, пользуется таким лосьоном. Мальчишеским…

Я встряхнула головой, отгоняя парфюмерные соображения, и случайно коснулась виском его щеки. И как-то так само собой получилось, что в следующий миг мы встретилась взглядами. Голубые глаза под длинными ресницами смотрели на меня восторженно и смущенно.

– Успокойтесь, – прошептал он, – никто не хочет вам зла. Обнимите меня покрепче, и поедем. Или мне придется управлять лошадью только одной рукой.

– Почему? – тоже прошептала я.

Его красивое и немного мальчишеское – наверное, из-за полноватых затейливо изогнутых губ и аромата подросткового лосьона – лицо было совсем близко, и от назойливой мысли, что сейчас он поцелует меня, я никак не могла избавиться.

– Потому что второй рукой мне придется держать вас. – Сале сделал именно так, и я почувствовала, что мы поехали. Его губы шевелились, и я даже ощущала их тепло. – Лучше бы вам обнять меня. Вам же самой будет удобнее.

– Я – пленница? – стараясь говорить строго, чтобы все-таки прогнать ту дикую мысль, спросила я.

– Нет. Гостья.

– Странное тут представление о гостеприимстве, – пробормотала я и, собравшись с духом, громко, чтобы по возможности услышали все, выпалила: – Кто эти люди? Что вас связывает? Сколько вам заплатили?

Они услышали – до меня долетел смех, а потом Рейно повернул лошадь и остановился, поджидая нас.

– Мадемуазель Брэбьи, извините, что нас всех подвело чувство юмора. Да и погода тоже. Я – приемный сын вашего отца, шевалье Ромуаля де Ласмара.