Глава 1,
в которой лунный свет
Серебристо-голубоватый, невесомый и плотный одновременно. Очертания предметов графичны, но словно бы лишены объема. Высокая кровать, на которой лежит Бруно, будто вот-вот взлетит над полом. Лицо Бруно кажется безжизненным, но я вижу, как чуть подрагивают его веки и уголки губ. Он весь опутан проводами и трубками, змеящимися к приборам, на экранах которых разноцветными молниями бегут показания, всеми своими электрическими силенками борясь с монохромом бесстрастной луны.
Дверь открывается — прямоугольник желтого света из коридора, а в нем — Лола со шваброй и ведром. Щелчок выключателя, и лунный свет изгнан мощными люминесцентными лампами. Они гордо гудят о своей победе. Вдобавок Лола бухает тяжелым ведром о пол, звучно плюхает в него швабру и принимается сверхъестественно шумно возить ею по линолеуму, нарочито грохая обо все ножки и углы.
— Лола, пожалуйста, потише, — говорю я. — Ему нужен покой.
— Он и так, считай, покойник. — Она хмыкает и презрительно кривится. — Добилась своего?
— Как ты можешь? Он очнется и скажет правду!
— Не очнется, — хмыкает Лола и начинает проворно отключать от Бруно все приборы.
— Не смей! Что ты делаешь?! — кричу я и хочу ей помешать, но не могу даже шелохнуться.
— Ха-ха-ха! — Фантомасом хохочет девчонка, выдергивая провода. — Ха-ха-ха!..
— Не смей! Не смей!..
— Все, все, все… — Голос Марка. — Успокойся. Это только лишь сон.
Я почувствовала прикосновения его рук, с силой выдохнула и открыла глаза. И сразу опять зажмурилась — прямо мне в лицо била светом полная луна. Я села на кровати и даже провела руками по лицу, будто луна могла оставить на нем след.
— Проснулась? — спросил Марк, подбираясь ко мне поближе и обнимая. — Все хорошо?
— Это луна. — Я еще раз неприязненно отерла лоб и щеки. — Терпеть не могу луну!
— Задернуть шторы?
— Подожди! — Я удержала его за руку. — Слушай, а вдруг Лола проберется в больницу и отключит Бруно от приборов?
Марк улыбнулся. Его голова и плечи загораживали от меня луну, и ее свет мягким ореолом окутывал контуры его темной, погруженной в тень фигуры. Я почти не видела его лица, но знала, что он улыбается.
— Ты сейчас такая красивая! — Его рука перехватила мои пальцы, ласково чуть сжала. — Просто необыкновенная в лунном свете! Почему ты не любишь луну?
— При чем здесь луна? Ты не слышал, что я сказала? Вдруг Лола пробе…
Он неожиданно накрыл мои губы своим ртом и стал целовать, а его рука оказалась под одеялом и уже гладила мой живот. Через шелковую рубашку его ласковые прикосновения были как-то по-особому нежны.
— Не холодно? — отстраняясь и откидывая одеяло, прошептал он. — Сняла бы ты ее!
— Рубашку?
— Не луну же! — И его губы опять целовали мои, а его руки поднимали все выше мою рубашку.
— Марк, ну что ты еще придумал? — Я увернулась от его губ. — Ну зачем? Я не хочу…
— Хочешь! Хочешь! — Он поцеловал меня еще раз. — Ну-ка, подними руки! — Еще один поцелуй, и рубашка улетела куда-то. — Вот. Вот. Так хорошо. Не опускай руки! Закинь их за голову. Облокотись на них.
— Ну, Марк!.. — протянула я, но он смотрел так, что не послушаться я не могла. — Марк, ну я сейчас совсем не гожусь на роль натурщицы. Марк…
— Молчи… Молчи… — Снова поцелуи, и прикосновения его груди к моей. — Ничего не говори. Ты так прекрасна! Прекраснее полной луны! И вообще, нашей дочке пора познакомиться с Селеной, госпожой Луной!
Он поцеловал мой живот, еще и еще, его губы мягко скользили, обдавая теплым дыханием. Потом он приложился ухом к нему и прошептал, почти касаясь ртом:
— Ау, крошка! Это папа! Слышишь меня? Смотри, это луна! Она завидует красоте твоей мамы! А ты будешь еще прекраснее!
Я вдруг почувствовала приближение слез.
— Марк, хватит! А то я разревусь! Ой… Слушай, она завозилась! Она точно услышала тебя…
— Ну да! Не отвлекай ее! Пусть познакомится с луной!
Но мои слезы все-таки потекли — тихо-тихо, без всякого всхлипывания. И я испытывала необыкновенное облегчение, хотя дочка, прямо скажем, активно вела себя в моем животе.
— А тебе не больно? — забеспокоился Марк, наблюдая, как живот вздымается то тут, то там.
— Не особенно. Просто такое странное ощущение: кто-то толкается изнутри.
— А тебе это не вредно? А ей?
— Она все-таки живой человек. Надо же человеку двигаться.
— Живой человек… Живой… — взволнованно повторил Марк и прилег рядом со мной, продолжая гладить мой живот. — Знаешь, ты только не обижайся, я ведь только сейчас понял, что она живая, реальная… И я ее бесконечно люблю! Сильнее всех на свете. Нет. Конечно, сильнее всех на свете я люблю тебя. И ее! — Он вдруг шмыгнул носом, потер его, подтянул на нас одеяло. — Давай спать! А то она, наверное, устала. Она же совсем маленькая… Ложись поудобнее. Хочешь, ко мне на плечо? Или отдельно? Как тебе лучше?.. Ну, что молчишь? Хочешь все-таки аккуратного сексику, но стесняешься намекнуть?
Я вздохнула и потерлась щекой о его плечо.
— Сон этот идиотский из головы не идет.
— Про Лолу, которая отключает приборы?
— Как ты догадался?
— Было не сложно.
— А вдруг она действительно сделает это? Теперь вздохнул он и поцеловал меня в лоб.
— Глупышка! Даже если предположить, что она это сделает, то ты сначала вспомни, какие тут приборы? Кардиограф, который следит за сердечным ритмом, да капельница с глюкозой, чтобы не голодал. Ну и что? Сердце-то у него от этого не остановится, и голодная смерть вряд ли наступит сразу.
