Наследница бриллиантов - [9]

— Ничего, — буркнул Джованни, но вдруг вспомнил про серебряные монеты, которые ему дал на извозчика дядя. Он засунул руку в карман и позвенел ими.

— Деньги? — От удивления глаза Анджело стали круглыми. — Сколько?

— Мало, — вздохнул Джованни, — всего две лиры.

— Ты не трать их, — посоветовал Анджело, — их можно в рост пустить.

Джованни и не собирался их тратить. Горький жизненный опыт подсказывал ему, что деньги играют в жизни очень важную роль. Он только не придумал пока, куда бы их понадежнее спрятать.

— Как это, в рост? — поинтересовался он.

— Положить, например, в банк, а в конце года тебе за них премию дадут.

— Большую? — У Джованни загорелись глаза, но сразу же потухли. — Да в банке с нами и разговаривать не станут!

— Не волнуйся, — успокоил его Анджело, — я придумаю, как удвоить твой капитал.

Больше всего на свете Анджело любил считать и в классе был первым по арифметике.

— Тогда прибыль пополам, идет?

— Согласен.

Поплевав на ладони, друзья крепко пожали друг другу руки. Скрепленный таким образом договор был равносилен клятве, его ни при каких обстоятельствах нельзя было нарушить.

Проходили дни, недели, месяцы, а мальчики все ломали голову — как им попасть в банк? Для этого надо было отлучиться из интерната, но сделать это незаметно они не могли, жизнь воспитанников подчинялась строгому распорядку. Утро начиналось с молитвы, потом скудный завтрак, пять часов занятий, обед — тоже скудный, еще пять часов занятий, вечерняя молитва и, наконец, сон. Усталые воспитанники, едва дойдя до постели, засыпали как убитые. Случалось, правда, что их водили на похороны, но всегда группой и в сопровождении воспитателя. Благотворители, жертвуя при жизни на бедных сироток, хотели, чтобы те непременно провожали их в последний путь — ведь молитва невинного ребенка за душу усопшего скорее доходит до всевышнего.

Некоторое разнообразие вносили и ежемесячные дни посещений. К Анджело никто не приезжал, зато Джованни после того злополучного Рождества регулярно навещал дядя. Иной раз он давал ему немного мелочи, поэтому Джованни всегда поджидал его с нетерпением.

Но когда дядя появился в интернате в первый день летних каникул, Джованни насторожился: вдруг дядя Этторе надумал забрать его в Милан? Мальчику не хотелось встречаться с тетей и двоюродными братьями, да и сбережения, спрятанные под матрацем, страшновато было надолго оставлять без присмотра — две лиры за несколько месяцев успели превратиться в пять.

— Директор хвалит тебя, — сказал дядя, — так что можешь отдыхать с чистой совестью. Я вот что думаю… мои уезжают на дачу, так, может, поживешь у меня, пока их не будет?

Синьор Ольдани не сказал Джованни, что его самого директор пожурил за равнодушие к племяннику: «Сиротский интернат не лучшее место для такого ребенка, как Джованни. Он рос в достатке, окруженный родительской любовью, и вдруг такая резкая перемена. Представьте себя на его месте! Конечно, не мое дело давать вам советы, но мальчик нуждается в поддержке, и кто, как не вы, родной дядя, может ему помочь…»

— Ну, что скажешь? — спросил дядя. — Согласен с моим предложением?

Джованни растерянно молчал.

— Мне не хочется сидеть у вас без дела, — осторожно ответил он.

— Работа в магазине всегда найдется. Можешь помогать продавцам, подносить со склада отрезы. Или доставлять покупки клиентам. А я буду платить тебе жалованье, небольшое, конечно, но с чего-то надо начинать.

Ему было немного неловко предлагать родному племяннику работу подручного, но зато он сможет оправдаться перед женой, если она узнает, что мальчик живет у них в доме. В ожидании ответа дядя вынул из жилетного кармана черепаховую табакерку. Пока он ее открывал, брал по щепотке светлый измельченный табак и вдыхал поочередно правой и левой ноздрей, Джованни лихорадочно думал, как ему поступить. С одной стороны, он не хотел оставлять на все лето Анджело, с которым они были теперь неразлучны. У Анджело никого не было, значит, он все каникулы просидит здесь, в Баджо. Может, только четырнадцатого августа, в день Успенья Божьей Матери, какой-нибудь благотворитель пригласит его на обед. С другой стороны, глупо отказываться от заработка, ведь деньги им обоим пригодятся.

Конец его размышлениям положил дядя. Он громко чихнул и вопросительно уставился на племянника, ожидая ответа, и Джованни наконец решился:

— Я согласен.

Работая в магазине, Джованни узнал, что дядя Этторе поставляет в их интернат постельное белье, скатерти и одеяла. Товар был плохого качества, но приносил изрядные барыши. Полный брак, который нельзя было пристроить даже в интернат, пылился безо всякого порядка и учета на складе под лестницей. Он-то и натолкнул Джованни на мысль о скромном бизнесе, но ему для этого нужна была помощь Анджело.

Теперь ежедневно в обеденный перерыв, когда дядя отправлялся есть свои спагетти в ближайшую тратторию, Джованни спускался на склад, отбирал из бракованной кучи несколько тряпок и, спрятав их под рубашку, бежал на угол, где его уже дожидался приятель. Джованни передавал ему свой улов, и Анджело на обратном пути в Баджо продавал все это крестьянам. Конечно, в магазине такой товар не купил бы никто, но на деревенских жителей клеймо знаменитого мануфактурного магазина производило магическое действие: даже жалкий лоскут «от Ольдани» казался им настоящим шиком.