Наследница бриллиантов - [8]

Никто не ждал беды. Она грянула как гром среди ясного неба. В глазах Эммы Ровести появился испуг, с лица исчезла улыбка. Исчезло и изумрудное колье, которое так шло к ее красивой шейке. Оказалось, новый управляющий вложил все свободные средства в «надежные» акции, надеясь заработать баснословные барыши. Доверившись биржевым авантюристам, наживающимся на наивности клиентов, он, разумеется, прогорел. Акции неожиданно упали в цене, принеся барыши не ему, а жуликам и спекулянтам. Фабрика Ровести была разорена. Клаудио Коломбо попал в тюрьму за финансовые махинации. Эмма, не вынеся обрушившегося на нее позора, приняла огромную дозу снотворного и уснула вечным сном. Джованни остался один на свете и без гроша за душой.

Богатая квартира в центре Милана, зеленый скверик перед домом — все это ушло в область воспоминаний. Реальностью стал интернат для сирот в Баджо, куда его определил дядя, мамин брат.

Уже засыпая, Джованни подумал, что сегодня не только отомстил за нанесенную обиду, но и отстоял честь фамилии, фамилии Ровести.

Ему приснилась мать. Она склонилась к нему, целуя его в лоб, но впервые в жизни он не почувствовал тонкого аромата ее духов.

ГЛАВА 3

Утром в день Рождества приехал в экипаже дядя и забрал его на праздники к себе. Этторе Ольдани — так звали дядю — держал большой мануфактурный магазин в центре Милана, а его квартира помещалась этажом выше. Обставленная с претензией, она все же показалась Джованни не такой роскошной, как родительская, где прошло его детство. Двоюродные братья, сыновья дяди Этторе и тети Марии, еле с ним поздоровались, хотя еще недавно, в той счастливой, безвозвратно ушедшей жизни, оба охотно играли с ним и во всем старались ему подражать. А уж об игрушках Джованни и говорить нечего — они вызывали у братьев постоянную зависть.

Теперь все иначе, Джованни — бедный родственник. И в самом деле, что у них общего? На Джованни интернатская форма из грубого колючего сукна, братья в нарядных костюмчиках из тонкой английской шерсти, он и сам еще недавно носил такие; спят они на мягких матрацах, а он — на свалявшейся волосяной подстилке; им младенец Христос приготовил дорогие подарки, а ему грошовый деревянный пенал.

Джованни смотрел вокруг затравленным взглядом. В какую-то секунду он готов был расплакаться, однако чувство достоинства взяло верх: скоро он вырастет и обязательно разбогатеет, вот тогда посмотрим, как они станут к нему относиться!

Дядя предложил ему еще кусочек фаршированной курицы, но он гордо отказался:

— Спасибо, я уже сыт.

— Нечего метать бисер перед свиньями, — сквозь зубы процедила тетя Мария, и Джованни, хотя и не понял смысла сказанного, почувствовал враждебность и презрение в ее тоне.

— С вашего позволения… — вежливо сказал он и ушел в переднюю, а за столом между тем говорили о нем, и он невольно слышал каждое слово.

— Неотесанный хам! — донесся до него голос тети. — Мы платим за него в интернат свои кровные денежки, а он вместо благодарности устраивает нам сцены. Хороши же у тебя родственники!

— Побойся бога, он еще ребенок, — попытался заступиться за племянника синьор Этторе. — Ты забыла, что у него нет ни отца, ни матери?

— А ты забыл, что его мать опозорила семью Ольдани? Помяни мое слово, он весь в твою дорогую сестричку, из него ничего путного не выйдет!

Джованни больше не мог это слушать. Он снял с вешалки плащ-накидку, тихо открыл входную дверь и вышел из квартиры. Дядя нагнал его уже на улице.

— Ты куда? — спросил он, кладя руку ему на плечо.

— В Баджо, — решительным голосом ответил Джованни.

— Мои встретили тебя не слишком гостеприимно, верно? — смущенно спросил дядя.

Джованни уже понял, что он как огня боится свою толстую сварливую жену и не смеет ей перечить.

— Вот, возьми! — Дядя порылся в кармане и вытащил несколько серебряных монет. — Это тебе на извозчика. А может, вернешься? Двери моего дома всегда для тебя открыты.

Джованни не ответил ни слова и молча зашагал прочь. Дядя еще что-то говорил ему вслед, но он уже не слышал.

Тратить деньги на извозчика было жалко, и Джованни пошел в интернат пешком, время от времени спрашивая дорогу у редких прохожих.

Было почти темно, когда он вошел в здание, показавшееся ему совершенно безлюдным. Многих воспитанников забрали на Рождество родственники, кого-то пригласили к себе благотворители — посадить за праздничный семейный стол сироту считалось богоугодным делом. Среди немногих, оставшихся в интернате, был и Анджело Джельми. Вместе с остальными он коротал время в холодной, скудно освещенной столовой.

— Ты вернулся? Почему так скоро? — бросился он навстречу другу, сияя от радости.

— Здесь лучше, — угрюмо ответил ему Джованни.

Сидящие в столовой мальчики рассматривали полученные от благотворителей подарки — молитвенник, коробочку с цветными мелками, традиционную рождественскую халву. Эти нехитрые дары казались им такими прекрасными, что они даже боялись к ним прикоснуться. Перед Анджело лежали тетрадка и карандаш, присланные ему приходским священником.

— Что будешь записывать? — спросил Джованни.

— Пока не решил, — задумчиво ответил Анджело. — А тебе что подарили? Покажи!