Наследие - [61]

— Конечно, мой друг.

Струны звонко отзывались на каждое прикосновение, производимое Джайрой. Настраивая лютню, она прикрывала глаза, стараясь прочувствовать голос инструмента. Бенраду было отчетливо видно, как его друзья рыцари у своего огня прислушивались к нестройной игре лютни, так давно не слышанной ими. Размышляя над рассказанной поразительной историей, он не обращал внимания на тихие отрывистые переговоры веллийцев с наемником на эльфийском.

— Драконов не видели с того самого дня, — наконец произнес он, — как закрылась Сумеречная Долина. Тогда же пропали и Протекторы. Отчего мог пробудиться дракон, да еще такой древний?

Уловив нить рассуждений рыцаря, Долнарн улыбнулся, глянув на Джайру.

— Самые древние — всегда самые чувствительные. Возможно, он как-то отреагировал на чувства Протекторов.

— Так значит, Протекторы были где-то рядом?

На восторженный голос Бена повернулось несколько наемников. Джайра шикнула на него.

— В те дни ничего примечательного ни в Шерии, ни где-либо еще в Дождливом Краю не произошло. Воры были начеку, каждого странника проверяли и даже провоцировали, чтобы он сотворил хоть что-то, что могло бы выдать в нем Протектора. Они никого не нашли. Все могло быть, — пожала она плечами. — Ты же знаешь: Протектора в одно и то же время легко отличить от обычного человека, но сложно заметить. Они мастера скрытности.

Безразличие, с каким Кровопийца произнес эти слова, возмутило Бенрада, и он решился на откровенный вопрос:

— А ты сам веришь?

— Во что?

— В то, что Протекторы еще существуют.

Веллийцы внимательно смотрели на обоих, не смея прерывать разговор.

Джайра задумчиво взглянула в пламя, остановив дрожание струн. Ей вспомнилась Эврикида, ее незыблемая вера в этих спасителей, ее рассказы об истории мира, как вершили ее Протекторы, и кем были эти герои… Тогда все воспринималось иначе, сейчас же эта вера стала далеким и слабым проблеском надежды на будущее, но лишь отголоском той убежденности, с которой жила ведьма огня.

— Не знаю.

Веллийцы удивились не меньше рыцаря такому ответу.

— Странный ответ. Обычно говорят однозначно «да» или «нет», а ты не знаешь.

— Не знаю, потому что слишком много «но» и слишком мало «возможно». Это истина — они когда-то защищали мир, пытались поддерживать обе силы в гармонии и равновесии, за прошедшие эпохи осталось очень много следов их пребывания и подвигов, но сейчас очень мало не то чтобы признаков, даже надежд, что они где-то есть.

Лютня уже немного мягче отзывалась пальцам.

— Но ведь тогда мир должен превратиться в хаос.

Струны болезненно звякнули.

— А разве сейчас не хаос? Урожай все скуднее, зимы холоднее, лето жарче. Бесконечный Океан затягивается дымкой Туманных Вод, и только Юг защищен от разрушающегося севера магическим заслоном. Единственное доказательство того, что кто-то еще остался.

— А я верю, — впервые Джайра видела Бенрада таким разгоряченным решительностью. — Я видел их реликвию. Я чувствовал через нее их благодать, я видел людей, которые способны на великое добро, один из них причем ты, — наемница слабо усмехнулась. — Я не знаю, почему я все еще верю, но мою веру не сломать.

Джайра улыбнулась.

— Этим вы и отличаетесь, вайенцы, — неукротимой верой, единственные во всем мире.

Лютня ласково запела. Отдельные звуки начинали выстраиваться в до трепета знакомую всем мелодию.

— Откуда же ты? — осторожно спросил Бен, заглядывая в глаза другу. По правде сказать, этот вопрос волновал его не меньше, чем Гарольда вопрос о происхождении Кровопийцы.

— Понятия не имею, — засмеялся наемник. — Да и так ли это важно?

— Как же! А кто были твои родители?

— Я их никогда не знал, — Джайра встала, чтобы лучше держать лютню, — меня воспитывала приемная семья из Пекны, потом я… присоединился к своему клану, потом был у наставника на попечении. Своей родины я не знаю.

Изилкаль сочувственно вздохнул.

— Ну, а какой город тебе по душе? Ведь ты много странствовал.

Лишь на мгновение задумавшись, наемник ответил:

— Таар. Мне там спокойно.

Бенрад был в растерянности. Звуки лютни еще больше отвлекали его.

— Но ведь ты не хецин?

— Нет, но и не ардонец, — лукаво ответил Кровопийца.

Музыка звучала все громче. Едва успел Бен произнести:

— Так кто же ты? — грустная отрада появилась в сердцах слушателей. Менелнаур поддержал лютню флейтой, и велийцы запели.

Полусонные наемники и рыцари обернулись к дальнему костру. Мгновенно весь лагерь затих, слушая Песнь Ветра, по которой так истосковались души. Редко где услышишь пение и музыку в Ардонии, разве что в храмах Сакротума, эту однообразную убаюкивающую мелодию. После угрозы бардоубийц из Темного Круга уже давно никто не решался запеть прилюдно.

Голоса эльфов задевали самые далекие воспоминания, вызывали заветные чувства. Их пение под стать музыке то стихало, умиротворяя душу, то взлетало отчаянным кличем, поднимая отважный дух. И несмотря на то, что пели они на эльфийском, Песнь Ветра понимали все.

Когда Песнь закончилась и Кровопийца снова степенно расположился на покрывале, отдав с благодарностью инструмент Изилкалю, у всех, кто был в лагере, часто бились сердца. У Бенрада блестели в глазах слезы тоски. Ничего не сказав, он кивнул велийцам, слабо улыбнулся наемнику и вернулся к рыцарям.