Наследие предков - [79]

Сотрудники ФСБ погрузились в гробовое молчание. Полковник Субботин позвонил по телефону и отдал несколько распоряжений для обеспечения обещанной защиты Романа и его товарищей. Дине велено было доставить Романа по определенному адресу, а самой ехать домой отсыпаться.

Утро на основной базе спецотдела ФСБ «Зет» объекте «Можайск-19» началось очень напряженно. Субботин беспрерывно висел на телефоне, связываясь то с региональными управлениями ФСБ, то с кем-то из агентуры и отдавая распоряжения оперативному составу отдела.

Прибыв на службу к восьми утра, Дина застала полковника Белостокова в архиве на ее рабочем месте с кучей папок.

— Доброе утро, Андрей Семёнович!

— Привет, Дина! Ты-то как раз мне и нужна. Давай-ка поройся в папках. Нужен 1966 год. Проект «Крот».

Минут через десять Дина отдала объемный картонный короб Семёнычу и тот пулей вылетел из архива. Почти сразу и саму капитаншу вызвал к себе в кабинет Субботин. Рядом с кабинетом толпились почти все старшие офицеры отдела.

Полковник, резко раскрыв дверь, сухо скомандовал:

— Белостоков, Адашева, Шмелёв срочно собираемся! Хамсутдинов, отряди трех человек для группы прикрытия. Выдвигаемся немедленно.

— Товарищ полковник, а куда мы направляемся, если это не секрет, конечно? — вкрадчиво поинтересовалась Дина.

— Чуяло мое сердце: вчерашнее убийство поисковика — только начало предстоящей бойни. На Лубянке с утра объявился странный монах из богом забытого закрытого городка и сообщил дежурному, что имеет информацию о секретном промышленном объекте, который был официально расформирован еще в конце восьмидесятых. Требует к себе начальство, мол, информация очень важная. А городок это как раз тот, где последние годы жизни доживал лингвист Запрудский.

Дине еще не удалось связать все эпизоды последних дней в единую картину, но и расспрашивать более начальство она не решилась.

Глава 9. Старик

4 апреля 2016 года, Московская область

Отец Серафим проснулся, как обычно, до зари, покряхтел, поворочался и набрался решимости встать из-под тонкого латанного-перелатанного цветастого одеяла в холодный полумрак нетопленной избы. Тощей рукой сгреб назад спутанную прядь волос с глаз на проплешину, аккуратно осенил крестным знамением бренные телеса пред иконами и засуетился средь скудной утвари своей кельи, коей именовалась его убогая избушка на самой окраине частного сектора забытого богом безликого серенького городишки где-то в Подмосковье.

Название городка ни о чем никому не скажет, поэтому его можно было бы смело назвать Долбопропащенском, Богозабытском или Тленском — на выбор читателя. Городишко был когда-то промышленный, а так как градообразующие предприятия с развалом Союза не замедлили повторить судьбинушку страны, то все рабочее население оказалось не у дел. Те, кто были помоложе и пошустрей, перебрались в Москву, благо было недалече. А менее расторопные и инертные граждане предпочли планомерно и неумолимо спиваться. Хотя были и альтернативные варианты развития судьбы патриотов городка, как, например, промышлять разворовыванием металлоконструкций старых заводов с помощью автогена и сдачи их во вторчермет. Но это было хлопотно, да и тяжеловато. С оставшимся населением Тленск не тянул даже на большое село, но тем не менее сохранил гордый статус города. В общем, дыра была еще та.

С начала девяностых годов с повсеместным подъемом религиозного сознания в новой России матушка-церковь не обделила своим вниманием и приснопамятный городишко, начав строительство храма на месте бывшего ДК. Строительство шло крайне тяжело и долго, пожертвований было кот наплакал. Да и батюшки не приживались в Тленске надолго, потому как у духовенства назначение в этот городок почиталось чем-то вроде ссылки. Но и по прибытии туда опальные священники все как один начинали молить о помиловании и проситься в более благополучные места. Их понять тоже можно: кругом алкаши, наркоманы, драки, грабежи, воровство. Храм весь сырой, отопление никудышное, из прихожанок три старухи, с их нищенских пенсий и шли пожертвования.

Единственным подспорьем к скудному жалованью батюшек было отпевание усопших горожан. Уж что-что, а мёрли тленцы регулярно, потому как старому поколению было уже по возрасту положено, а молодые не уступали им из-за масштабов злоупотребления спиртным и наркотиками. Загубленная с советских времен местным химическим предприятием экология уже не бралась в расчет, так как онкологические заболевания не поспевали губить горожан — их твердо опережал зеленый змий.

Вот такое расчудесное место и досталось очередному прибывшему ссыльному попу отцу Серафиму. Новый батюшка был из монахов и явно не от мира сего. Сухонький, сутулый, плюгавенький, с редкой седой бороденкой и впалыми глазами, он тараторил себе под нос совершенно неразборчиво и тихо, часто разговаривал сам с собой, но что самое тягостное, был очень требовательный и дотошный в плане исполнения церковных правил. Если же он видел какую-то несправедливость или нарушение устава, то делал замечание, жаловался, писал кляузы. До ссылки в Тленск, он был занудным и несносным насельником N-ого монастыря, исполняя обязанности эконома. И вот, когда церковное руководство подыскивало в очередной раз кандидата на служение в Тленск, игумен того монастыря, где подвизался отец Серафим, не упустил возможность избавиться от надоедливого иеромонаха, предложив благочинному самую подходящую кандидатуру для настоятельства тленского храма.