Причем, ей отчего-то нравилось делать это не на светских балах при королевском дворе, хотя там ей не сыскать было равных среди девушек. Но этого Даре было недостаточно. Ее влекла судьба бродячей танцовщицы. Она в совершенстве владела искусством двигаться и готова была являть его миру повсюду, на площадях и улицах, в забытых богами нищих селениях и шумных городах, отказавшись ради этого от своего древнего рода, дома, состояния, надежды когда-либо сделать достойную партию и счастливо выйти замуж, от любви своего отца, наконец! Точно дикая птица, Дара никогда не расставалась с мечтой о свободе! Она разбивала сердце Донала Ога своим непостижимым уму стремлением сделаться уличной актрисой, что в его глазах было равносильно тому, как если бы дочь возжелала податься в портовые шлюхи. Во всем остальном вполне сговорчивая, спокойная и неглупая девушка, Дара делалась совершенно безумной, когда вопрос казался ее страсти танцевать. Когда ей было пятнадцать, это еще могло сойти за детскую блажь, но в двадцать пять вызывало подозрения в том, что Дара все-таки несколько не в себе. Кончилось это тем, что она убежала из дома вслед за проходившей через Бельверус труппой танцовщиков и мимов.
— Я найду ее! — в бешенстве и отчаянии поклялся Донал Ог. — Я верну ее домой, а мерзавцев, с которыми она ушла, отправлю на виселицу всех до единого.
В том, что он незамедлительно и в точности исполнит свою угрозу, сомневаться не приходилось. Да и какой безумец взялся бы спорить с Доналом Огом, тем более в час его гнева?
Но неожиданно к разъяренному господину приблизился его молодой слуга Тариэль. Он был принят на службу относительно недавно в качестве одного из личных телохранителей Донала Ога, но пока ему не представилась возможность проявить себя. Кажется, Донал Ог даже не помнил его имени. И вот, в решительную минуту именно Тариэль набрался достаточно смелости, чтобы обратиться к нему.
— Господин, — начал он, странно растягивая слова, тихо и медленно, — если ты хочешь, в самом деле, жестоко расправиться с людьми, о которых говоришь, начни с меня. Можешь послать меня на виселицу, на дыбу, под кнут палача, если тебе это принесет удовлетворение. Ибо я один из них — мои родители жили тем же ремеслом, и я начал танцевать тогда же, когда и ходить, и уже в три года выступал на улицах. Те, с кем ушла твоя дочь, мои сестры и братья. К тому же они ни в чем не виноваты — это не было похищением, Дара пошла с ними по своей воле, разве не так?
По мере того, как Тариэль говорил, лицо Донала Ога и так мрачнее тучи, становилось все чернее. Казалось, он только никак не может выбрать, какому способу казни предпочтительнее подвергнуть наглеца, и сожалеет, что того нельзя убивать, воскрешать и убивать снова. Но Тариэль словно ничего не желал замечать.
— Если же ты хочешь вернуть Дару в свой дом, никому не причиняя бессмысленного вреда и не ожесточив ее сердце против тебя, разреши мне отправиться за нею. Я смогу убедить ее возвратиться, — продолжал он — Дай мне одну седьмицу сроку для этого. И если я не оправдаю твоего доверия, вели поступить со мной сколь угодно жестоко.
Донал Ог задумался. В словах молодого слуги был здравый смысл. В любом случае, на поиски беглянки пришлось бы кого-то посылать, так почему не Тариэля? Много времени на размышления не потребовалось.
— Что ж, иди за ней, коль скоро сам вызвался, — проговорил Донал Ог таким тоном, словно провозглашал приговор. — Но если окажется, что ты не хозяин своему слову — берегись.
…Ровно седьмицу спустя блудная дочь-беглянка предстала пред любящие очи своего родителя. Но ее собственные очи неотрывно взирали на Тариэля. Донал Ог, счастливый благополучным возвращением Дары в лоно семьи, не сразу обратил на это внимание. Его устраивало уже то, что у девушки как-то разом прекратились всяческие бредни об уличных танцах, и на какое-то время Дара сделалась ходячим эталоном примерной, кроткой и покорной родительской воле дочери.
Природная проницательность Донала Ога не простиралась далее пределов его же безоглядной любви к Даре, а потому он не замечал, что в ее сердце одна страсть оказалась совершенно вытеснена другой — к молодому отцовскому телохранителю.
Доналу Огу и в голову не приходил подобный оборот. Тариэль был Даре совсем не парой, к тому же, она никогда прежде не проявляла интереса к мужчинам, и плюс ко всему, была старше него более чем на четыре зимы… Тариэль продолжал служить Доналу Огу, и дела шли своим чередом; когда неожиданное событие открыло главе тайной охраны то, что до сих пор не было ему очевидно. Молодому человеку, всюду сопровождавшему своего господина, представился случай проявить себя в полной мере. На Донала Ога было совершено дерзкое нападение — как выяснилось позже, сын одного из недавно казненных решился отомстить за отца и бросился на своего заклятого врага с ножом в руке. Все произошло мгновенно. Тариэль заметил метнувшуюся к Доналу Огу фигуру и успел закрыть его собой. Удар, предназначенный хозяину, пришелся ему в грудь, однако и это было не все — Тариэль сумел на пределе сил мертвой хваткой вцепиться в нападавшего и удерживать его до тех пор, пока тот не был схвачен подоспевшей стражей. Только после этого Тариэль потерял сознание. Донал Ог был искренне поражен его преданностью, мужеством и быстротой реакции. Он распорядился отнести раненого к себе в дом. Тариэль истекал кровью, лезвие клинка вошло достаточно глубоко, и жизнь покидала его с каждым мгновением. На шум прибежала Дара. И тут Донала Ога ждало потрясение. Его дочь горестно, отчаянно воскликнула, склоняясь над Тариэлем.
