Наследие: Книга о ненаписанной книге - [17]

По реакции Акселя Ландауэра я заметил, что мы впервые вступили с ним в борьбу и что в тот момент он мне завидовал.

«Но ты наверняка жалела себя, когда внезапно умер Тобиас?» — спросил он.

«Ни одной секунды», — искренно ответила Лотта, и я с гордостью почувствовал, что одержал победу.

Ужинать, по просьбе Лотты, мы решили дома и сделали заказ в одной из служб доставки, коими был богат город.

«Да будь благословен двадцатый век, в котором все это возможно!» — восклицала она.

Мы выбрали индонезийскую кухню, и я начал диктовать по телефону заказ, в то время как Аксель и Лотта по очереди выкрикивали названия различных блюд, которые непременно должны были оказаться сегодня на нашем столе. В итоге через сорок пять минут я принимал из рук молодого человека пять пластиковых пакетов с двадцатью теплыми алюминиевыми емкостями с ароматной едой, и вскоре на столе уже не хватало места, чтобы разместить все эти бесчисленные мисочки и тарелочки. Самое поразительное, что два часа спустя они уже были почти пусты, в основном благодаря неуемному аппетиту Акселя Ландауэра и его неспособности остановиться, пока еда еще не съедена.

«Бога ради, Макс, убери от меня эту вкуснотищу», — умолял он, когда оставалось лишь немного риса, одно яйцо, бутерброд с гусиным мясом и половина макрели.

Во время ужина он вкратце изложил содержание своего нового романа, чтобы мне стало ясно, зачем ему понадобились более глубокие знания по психологии серийных убийц.

«Я задумал роман об убийце с жалостливым сердцем», — сказал он, но, по его словам, он мало знал даже об обычных убийцах, которые были лишены сострадания. Единственное, в чем он, по собственному признанию, действительно разбирался, была наследственность, но, судя по всему, сочувствие не передавалось с генами. Во время беседы Лотта несколько раз просила меня записать названия книг и статей, которые приходили ей в голову, чтобы затем найти их в библиотеке Таллича и подарить Акселю. Она рассказала нам, как однажды вместе с Талличем путешествовала по Америке как раз в то время, когда всю страну лихорадило перед арестом серийного убийцы Джефри Дамера.

«Я всегда содрогалась от одних только историй Тобиаса, — говорила она, — но по-настоящему испугалась, увидев Джефри Дамера в новостях Си-эн-эн. Мы рассматриваем лица убийц, желая отыскать доказательства их отвратительной сущности — в форме губ и особенно в глазах, в которых обязательно должна скрываться тайна их греховности. Мы надеемся на это, мы хотим этого, потому что так было бы справедливо и потому что нам необходимо восстановить наше зыбкое чувство безопасности. И вот я сижу в отеле где-то в Сан-Франциско, и вдруг на экране телевизора появляется блондин из Милуоки. Мое сердце останавливается. Он в наручниках, руки за спиной. Полицейский ведет его под локоть. Джефри Дамер одет в полосатую рубашку с короткими рукавами, на лице однодневная щетина. В то время как женщина-комментатор типичным американским голосом с неестественным равнодушием описывает совершенные им ужасные убийства, я думаю о том, что им вполне мог бы быть мой брат. У убийцы ангельская прозрачная кожа, какая бывает у блондинов и рыжеволосых людей и какая была у нашего Тимми; его фигура и походка такие же, как у моего брата Михаэла, а мягкий и слегка смущенный взгляд — как у нашего Юста. В нем нет ничего, совершенно ничего, что выдавало бы человека, который заманил, убил, изнасиловал, порезал на куски, сварил и съел семнадцать мальчиков. На нижней полке в его холодильнике была найдена свежеотрубленная голова, целый запас голов — в морозилке, а в квартире валялись обглоданные черепа, вырванные сердца, руки и пенисы. Все это никак не читалось у него на лице. Несколько дней подряд я покупала газеты и журналы, посвящавшие статьи симпатичному, скромному серийному убийце из Милуоки. Тексты меня не интересовали. В легкой панике я вглядывалась в фотографии этого молодого человека, каждый раз пытаясь убедить себя, что при ближайшем рассмотрении его глаза выглядят ужасающе пустыми, а на лице — не смущение, а холодное безразличие».

Лотта рассказала, что Джефри Дамер был арестован через несколько месяцев после выхода на экран «Молчания ягнят». Мы все трое согласились с тем, что с удовольствием посмотрели этот фильм, а великолепная игра Энтони Хопкинса в роли каннибала Ганнибала была выше всяческих похвал. Изображая заключительную сцену (когда после побега Ганнибал из автомата звонит Клэрис — Джуди Фостер и, наблюдая угловым зрением за своей следующей жертвой, заканчивает разговор фразой: «I have to go, Clarice. I’m having an old friend for dinner»)[18], Лотта впала в то безумное веселье, которое было мне уже хорошо знакомо. Смахнув слезы от смеха, она напомнила нам с Акселем другую сцену, нами уже забытую, но столь важную для нее, что в свое время все записала и теперь почти дословно процитировала:

«Ганнибал сидит в своей огромной клетке и в последний раз один на один говорит с Клэрис. В разговоре она должна разузнать у него то, что поможет найти другого убийцу. Ганнибал в наилучшей форме. Он издевательски медлителен. Он не дает информации, не услышав взамен какой-нибудь истории из ее жизни. Не разглашая имени убийцы, он заставляет Клэрис думать логично и ясно, осмысливая то, что ей уже известно. Все, что она о нем должна знать, уже записано, говорит он ей, все это уже есть в деле. Подумай, Клэрис, чем этот человек занимается? Убивает — отвечает она. Ах, говорит Ганнибал, это же пустяк. Какую потребность удовлетворяет он, убивая? Она дает неправильный ответ, и Ганнибал продолжает: «Он жаждет. В действительности он жаждет быть тем, кем являешься ты. Все мы жаждем того, что ежедневно видим».