Нашла коса на камень - [10]

— Да вы смѣялись надъ нами, — говоритъ она Джильянѣ,- онъ истый джентльменъ — Развѣ я когда-нибудь говорила, что онъ не джентльменъ? — восклицаетъ она.

Между тѣмъ, Бернетъ, со дня того достопамятнаго разговора на порогѣ кабинета, проводитъ всѣ вечера въ гостиной, что, впрочемъ, насколько ихъ не оживляетъ, такъ какъ онъ ни на минуту не отрывается отъ книги. Вотъ, одинъ изъ многихъ такихъ вечеровъ. Докторъ прилежно читаетъ у стола, Джильяна, сидя противъ него, перебираетъ груду брошюръ. Видъ ея оживленнѣе обыкновеннаго. Миссъ Бернетъ, къ удивленью присутствующихъ, не спитъ. Въ половинѣ десятаго она встаетъ и направляется къ двери. Тщетно братъ и гостья убѣждаютъ ее посидѣть съ часокъ, старая эгоистка остается непреклонной. Съ минуту, Джильяна стоитъ въ нерѣшимости, не зная уходить ли ей, или оставаться. Наконецъ, возвращается на прежнее мѣсто: не ложиться же въ такую рань. Нѣсколько минутъ длится молчаніе, не нарушаемое даже храпѣньемъ, этимъ постояннымъ занятіемъ миссъ Бернетъ, когда она бодрствуетъ. Казалось все идетъ попрежнему, но по сознанію обоихъ нѣмыхъ актеровъ этой сцены положеніе радикально измѣнилось, съ исчезновеніемъ полусонной дуэньи. Чувствуется какая-то неловкость. Къ довершенью всего, докторъ поймалъ пристальный взглядъ Джильяны, устремленный на него, и въ свою очередь вопросительно посмотрѣлъ на нее.

— Извините, — говоритъ она не безъ смущенія, — но я задавала себѣ вопросъ, отчего вы тогда заткнули себѣ уши?

— Какъ? — говоритъ онъ испуганнымъ голосомъ. — Вы это замѣтили? А какъ вы думаете: «она» тоже замѣтила? — прибавилъ онъ, слегка кивая на стулъ, который за нѣсколько минутъ занимала сестра его.

— Не думаю, — отвѣчаетъ Джильяна.

— Она все время смотрѣла въ огонь. Впрочемъ, это было излишнею предосторожностью: разговоръ нашъ не помѣшалъ бы вамъ; мы почти цѣлый часъ не говорили ни слова.

— Вы ошибаетесь! — восклицаетъ докторъ. — Это нисколько къ вамъ не относилось, какъ могли вы вообразить что-нибудь подобное? Чѣмъ больше вы говорите, тѣмъ мнѣ пріятнѣе. Дѣло въ томъ, что у бѣдной сестры моей привычка… храпѣть; стыдно сказать, но звукъ этотъ страшно меня волнуетъ, если я читаю что-нибудь, требующее мало-мальски напряженнаго вниманія. Я не въ силахъ сосредоточиться, все прислушиваюсь и жду повторенія.

— Неужели? — прерываетъ его Джильяна. Какъ я рада! То же бываетъ и со мной.

Оба тихо смѣются.

— Право? — оживленно откликается Бернетъ. Но вдругъ въ немъ происходитъ обычная перемѣна. Онъ отодвигаетъ свой стулъ дальше, точно будто холодный вѣтеръ ворвался въ комнату.

— Я долженъ васъ благодарить, — заговорилъ онъ прежнимъ тономъ, — за то, что вы обратили мое вниманіе на глупую привычку, слѣдуетъ попытаться отдѣлаться отъ нея.

Джильяна не отвѣчаетъ, она совсѣмъ растерялась отъ этого рѣзкаго перехода въ прежній тонъ.

— Вы чѣмъ-то заняты, — говоритъ онъ, очевидно желая поддержать разговоръ, и указываетъ глазами на брошюры.

— Это изданія общества трезвости, — отвѣчаетъ Джильяна, передавая ему нѣсколько штукъ черезъ столъ. — Не знаю, сочувствуете ли вы этому движенію?

Онъ пересматриваетъ заглавія.

— Не понимаю, — говоритъ онъ: — не читаете же вы ихъ для собственнаго удовольствія.

Легкая улыбка заиграла на ея свѣжихъ губахъ.

— Нѣтъ, — отвѣчаетъ она, — я просматриваю ихъ, чтобъ выбрать самыя подходящія для чтенія вслухъ.

— Вслухъ! Кому?

— Мнѣ это дѣло привычное, я довольно имъ занималась,!

Докторъ продолжаетъ смотрѣть на нее въ совершенномъ недоумѣніи.

— Я всегда, — началѣ она въ нѣсколько дидактическомъ тонѣ,- считала это движеніе первенствующимъ движеніемъ нашего вѣка, и содѣйствовать развитію его, по мѣрѣ силъ, составляетъ долгъ каждаго. Я твердо рѣшилась всѣми силами служить этому дѣлу въ Марло. У насъ была чайная, которая открывалась по базарнымъ днямъ, чтобъ отвлекать фермеровъ отъ кабаковъ; мы съ кузинами всегда лично наблюдали за порядкомъ, а у меня по воскресеньямъ еще бывали вечернія занятія съ отъявленными пьяницами. Отъ пятнадцати до двадцати молодыхъ людей посѣщали мой классъ; занималась я съ ними въ теченіе всѣхъ зимнихъ мѣсяцевъ, и за все это время ни одинъ не напился. Теперь, я думаю, всѣ они пошли опять по старой дорогѣ.

Бернетъ внимательно выслушалъ эту длинную тираду, а по окончаніи ея лицо его по прежнему выразило недоумѣніе.

— Но зачѣмъ же «теперь»? — спрашиваетъ онъ;- теперь у васъ нѣтъ класса для пьяницъ?

— Въ настоящую минуту нѣтъ, но будетъ. Черезъ посредство пріятельницы я наняла комнату въ Пай-Стритъ, гдѣ по воскресеньямъ, въ восемь часовъ вечера, у меня будутъ такіе же классы для молодыхъ людей, какіе бывали дома. Трое отъявленныхъ пьяницъ обѣщали намъ посѣщать ихъ; конечно, это только ядро, начало, но это несомнѣнно будетъ имѣть благодѣтельныя послѣдствія.

— Пай-Стритъ… отъявленныя пьяницы… восемь часовъ, — повторяетъ онъ, съ удивленіемъ. — Да вы просто бредите?

— Брежу! — повторяетъ она обиженнымъ тономъ;- да развѣ возможно, чтобъ вы не сочувствовали такому дѣлу?

— Возможно ли, — горячо возражаетъ онъ, — чтобъ вы настолько не знали свѣта, и могли воображать, что я позволю вамъ такъ поздно оставаться среди этихъ животныхъ?