Нашла коса на камень - [11]

Она кусаетъ губы и слегка блѣднѣетъ.

— Такъ вы хотите сказать, — говоритъ она натянутымъ и надменнымъ тономъ, — что намѣрены мнѣ противодѣйствовать?

— Безъ всякаго сомнѣнія. Это мой прямой долгъ.

— А мнѣ казалось бы, — продолжаетъ она, — что когда дѣло идетъ о существенной пользѣ нашихъ собратій, то не слѣдуетъ позволять чисто личнымъ соображеніямъ усложнять вопросъ; впрочемъ, даже съ вашей точки зрѣнія, я думаю, что вы напрасно тревожитесь. Моя пріятельница работала въ этой самой мѣстности много лѣтъ, не встрѣтивъ ни одного изъ неудобствъ, которыхъ вы такъ напрасно опасаетесь для меня.

Онъ слегка приподнимаетъ брови.

— Право! А можно узнать: эта дама, приблизительно, вашихъ лѣтъ вашей наружности?

— Нѣтъ, ей пятьдесятъ лѣтъ, и у нея небольшой горбъ, но дѣло не въ томъ.

— А по-моему, въ значительной степени въ этомъ, — сухо отвѣчаетъ онъ.

Ноздри ея вздрагиваютъ.

— Я воображала, — продолжаетъ она, — что такой человѣкъ, какъ вы, который долженъ знать цѣну работы, могъ бы догадаться, какимъ тяжкимъ бременемъ должна быть вынужденная праздность, которую вы такъ небрежно налагаете на меня.

Онъ по прежнему сидитъ у стола, подперевъ темноволосую голову рукой и внимательно глядя на нее довольно спокойными глазами.

— Вы несправедливы во мнѣ,- продолжаетъ она дрожащимъ голосомъ, — вы всегда недовѣрчиво смотрѣли, когда я намекала на свою прежнюю полезность; но неужели даже вы не поймете, что должна чувствовать женщина съ головой, здоровыми руками и сердцемъ, жаждущимъ добра, когда ее держатъ въ вынужденной праздности, въ теченіе цѣлыхъ шести мѣсяцевъ, и при каждомъ усиліи съ ея стороны вырваться изъ узъ бездѣйствія, ихъ снова, съ насмѣшливой улыбкой, налагаютъ на нее.

— Неужели классы для пьяницъ представляютъ единственно возможный выходъ для васъ?

— Я думала, — надменно замѣчаетъ она, — что въ мои годы я имѣю право избрать ту сферу дѣятельности, какая мнѣ понравится. Вы когда-то сказали мнѣ, что контроль вашъ надъ моими дѣйствіями, вѣроятно, будетъ чисто номинальный. Теперь я вижу, сколько правды было въ этихъ словахъ.

— Я вынужденъ, въ силу власти, которую, какъ вамъ извѣстно, неохотно принялъ надъ вами, помѣшать вамъ стать въ условія, для которыхъ вы, по своему возрасту, положенію я по своей внѣшности, совершенно непригодны.

— Желала бы я знать, существуетъ ли дѣло, для котораго вы не считаете меня непригодной,

— До перваго августа, — твердо отвѣтилъ онъ;- оба встали другъ противъ друга;- отвѣтственность лежитъ на мнѣ; второго числа вы можете, какъ говорите, избрать сферу дѣятельности; могу васъ увѣрить, что тогда вамъ нечего будетъ опасаться вмѣшательства съ моей стороны.

Съ этими словами онъ зажегъ ей свѣчку и, подавая ее съ холодно-вѣжливымъ поклономъ, тѣмъ самымъ прекратилъ споръ.

V

Джильяна провела непріятную ночь. Самолюбіе ея было уязвлено при мысли, что ея воля, которой, до настоящей минуты, все покорялось, встрѣтила такой энергическій отпоръ со стороны другой, еще болѣе сильной. Единственнымъ утѣшеніемъ служитъ ей мысль, что опекунъ ея, при всѣхъ своихъ добрыхъ качествахъ, человѣкъ съ узкими взглядами, неспособный сочувствовать ея высоко-филантропическимъ задачамъ. Каково же ея изумленіе, когда изъ безсвязной болтовни старой миссъ она узнала, потомъ, что братъ ея — самъ членъ общества трезвости, принципы котораго усердно пропагандируетъ всюду, куда только забрасываетъ его судьба.

Между тѣмъ, настаетъ весна, довольно поздняя. Джильянѣ уже казалось, что почки на деревьяхъ никогда не развернутся, и рѣзкій восточный вѣтеръ никогда не перестанетъ дуть, — она ошибалась. Теперь воздухъ теплый, мягкій, сирень въ цвѣту, вездѣ спущенныя жалузи, въ паркѣ множество блестящихъ экипажей, у дверей большихъ магазиновъ цѣлыя шеренги скучающихъ лакеевъ. Сезонъ въ полномъ разгарѣ. Джильяна, хотя она и не думала выѣзжать, получаетъ множество приглашеній. Вѣсть о полученномъ ею крупномъ наслѣдствѣ быстро разнеслась среди знакомыхъ; результаты обыкновенные: матушки ей умильно улыбаются, дѣвицы съ ней нѣжнѣе прежняго, одни только молодые люди почти не измѣнили своего обращенія, хотя и ихъ любезность какъ-будто возрасла. Джильяна теперь почти не имѣетъ свободной минуты, и не одинъ вихрь удовольствій тому причиной. Бернетъ, наконецъ, нашелъ ей дѣло, и дѣло настоящее. Во время своихъ ежедневныхъ, даровыхъ консультацій отъ девяти до десяти часовъ онъ видитъ во-очію самую вопіющую бѣдность и предлагаетъ Джильянѣ заняться возможнымъ облегченіемъ положенія его несчастныхъ паціентовъ. Она радостно соглашается. Но это не все. Съ каждой почтой она получаетъ массу писемъ отъ представителей различныхъ благотворительныхъ учрежденій; при ея добротѣ и совершенномъ незнаніи цѣны деньгамъ она готова была бы отозваться на каждый изъ этихъ призывовъ, еслибъ Бернетъ не руководилъ ею и часто не налагалъ своего veto на ея затѣи. Приговорамъ его теперь она слѣпо подчиняется. Если онъ ей полезенъ, то и она, въ свою очередь, не безполезна ему. Она возитъ цвѣты больнымъ въ его палату, помогаетъ ему въ устройствѣ Шекспировскихъ чтеній для выздоравливающихъ, всегда ласково бесѣдуетъ съ студентами, о которыхъ онъ такъ печется и которыхъ такъ часто приглашаетъ къ себѣ обѣдать, словомъ — она, какъ онъ самъ однажды выразился, «его правая рука».