Наши за границей - [57]
— Алле, катальшикъ… Алле… Ce тассе… Апрезанъ ле соважъ…
— Не знаешь, какъ по-францувскн пьяные — отъ того и не хочешь спросить. Въ пансіонѣ училась, a не знаешь, какъ пьяные по-французски! Образованность тоже! — поддразнивалъ жену Николай Ивановичъ.
Катальщикъ продолжалъ катить кресло съ Глафирой Семеновной.
XLIII
Запахло, по выраженію Гейне, запахомъ, неимѣющимъ ничего общаго съ одеколономъ. Катальщикъ подкатилъ кресло къ каменнымъ мазанкамъ съ плоскими крышами сѣверо-африканскихъ народовъ, которыхъ онъ и называлъ «дикими» (sauvages). Николай Ивановичъ шелъ рядомъ съ кресломъ Глафиры Семеновны. Виднѣлись каменные низенькіе заборы, примыкающіе къ мазанкамъ и составляющіе дворы. Мелькали смуглолицые мужчины изъ аравійскихъ племенъ, прикрытые грязными бѣлыми лохмотьями, босые, съ голыми ногами до колѣнъ, въ тюрбанахъ, но часто обнаженные сверху до пояса, чернобородые, черноглазые, съ бѣлыми широкими зубами. Нѣкоторые изъ нихъ торговали подъ плотными навѣсами, прикрѣпленными къ заборамъ, засахаренными фруктами, нанизанными на соломинки, винными ягодами, миндалемъ, орѣхами и какими-то вышитыми цвѣтными тряпками, выкрикивая на плохомъ французскомъ языкѣ: «Де конфитюръ, мадамъ! A бонъ марше, a бонъ марше!» Выкрикивая названіе товаровъ, они переругивались на своемъ гортанномъ нарѣчіи другъ съ другомъ, скаля зубы и показывая кулаки, для привлеченія покупателей звонко хлопали себя по бедрамъ, свистѣли и даже пѣли пѣтухомъ.
— Les sauvages… — отрекомендовалъ катальщикъ.
— Дикіе… — перевела Глафира Семеновна, вылѣзая изъ кресла. — Надо посмотрѣть. Пойдемъ, Николай Иванычъ, разсчитызайся съ французомъ и пойдемъ.
Николай Ивановичъ расплатился съ катальшикомъ, и они отправились къ самымъ мазанкамъ. Около мазанокъ были сыро, грязно, мѣстами даже стояли лужи помоевъ, валялись объѣдки, орѣховая скорлупа, кожура плодовъ, кости.
— Полубѣлаго copтa эти дикіе-то, a не настоящіе, — сказалъ Николай Ивановичъ. — Настоящій дикій человѣкъ — черный.
Маленькій арабченокъ, голоногій и только съ головы до раздвоенія туловища прикрытый бѣлой рваной тряпицей, тотчасъ-же схватилъ Глафирѵ Семеновну за полу ватерпруфа и заговорилъ что-то на гортанномъ нарѣчіи, таща къ мазанкѣ.
— Dix centimes, madame, dix centimes… — выдавалась въ его рѣчи французская фраза.
Николай Ивановичъ крикнулъ ему «брысъ» и замахнулся на него зонтикомъ, по онъ не отставалъ, скалилъ зубы и сверкалъ черными, какъ уголь, глазенками.
— Да куда ты меня тащишь-то? — улыбнулась Глафира Семеновна.
— Dix centimes, et vous verrez noire maison… — повторялъ арабченокъ.
— Домъ свой показать хочетъ. Не страшно, Николай Иванычъ, къ нимъ идти-то?
— Ничего, я думаю. Въ случаѣ чего — вонъ городовой стоитъ.
Повинуясь арабченку, подошли къ мазанкѣ и вошли въ переулокъ еще больше грязный. Подведя къ низенькой двери, ведущей въ мазанку и завѣшаной грязнымъ ковромъ, арабченокъ вдругъ остановился около нея и загородилъ входъ
— Dix centimes… — строго сказалъ онъ, протягивая руку.
— Дай ему, Николай Иванычъ, мѣдяшку. Десять сантимовъ проситъ. Тамъ y тебя мѣдяки въ карманѣ есть… — сказала Глафира Семеновна мужу.
— На, возьми, чортъ съ тобой…
Николай Ивановичъ протянулъ арабченку десятисантимовую мѣдную монету. Арабченокъ приподнялъ коверъ и пропустилъ въ дверь Глафиру Семеновну, но передъ Николаемъ Ивановичемъ тотчасъ-же опять загородилъ входъ.
— Dix centimes, monsieur… — заговори. ть онъ опять.
— Да вѣдь ужъ далъ я тебѣ, чертенку, трешницу.
— Dix centimes pour madame, dix centimes pour Monsieur…
— Николай Иванычъ, что-же ты? Гдѣ ты? Я боюсь одна! — посльшалось изъ мазанки.
— Сейчасъ, сейчасъ… Да пусти-же, чортова кукла! — оттолкнулъ онъ арабченка и ворвался въ дверь за женой.
Арабченокъ завизжалъ, вскочилъ въ мазанку и повисъ на рукѣ у Николая Ивановича, крича:
— Dix centimes, dix centimes…
— Вотъ неотвязчивый-то… Да погоди, дай посмотрѣть. Потомъ дамъ, можетъ быть и больше.
— Dix centimes, dix centimes… — не унимался арабченокъ и даже впился Николаю Ивановичу въ руку зубами.
— Кусаться? Ахъ, ты, чортъ проклятый! На подавись.
Получивъ еще монету, арабченокъ успокоился, подбросилъ ее на рукѣ и вмѣстѣ съ другой монетой тотчасъ опустилъ въ мѣшокъ, сдѣланный изъ наголенки женскаго полосатаго чулка, висящій у стѣны у входа. Мѣшокъ былъ уже на половину набитъ мѣдяками.
— Каково! Кусаться вздумалъ, пострѣленокъ… — сказалъ Николай Ивановичъ женѣ.
— Да вѣдь съ ними надо осторожно. Они дикіе..- отвѣчала та.- A только къ чему онъ насъ притащилъ сюда? Здѣсь и смотрѣть-то нечего.
Смотрѣть было дѣйствительно нечего! Сидѣла на циновкѣ грязная смуглая пожилая женщина въ бѣломъ покрывалѣ на головѣ, съ голыми ногами, съ голой отвисшей грудью и, прижавъ къ груди голаго ребенка, кормила его. Далѣе помѣщалась, поджавъ подъ себя ноги, передъ ткацкимъ станкомъ молоденькая дѣвушка въ бусахъ на шеѣ и ткала коверъ. Въ углу храпѣлъ, лежа внизъ лицомъ, на циновкѣ арабъ, но отъ него виднѣлись только голыя ноги съ неимовѣрно грязными пятками. Въ мазанкѣ царствовалъ полумракъ, ибо маленькое грязное окошко освѣщало плохо, воздухъ былъ спертъ, пахло дѣтскимя пеленками, пригорѣлымъ саломъ.
Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».Глафира Семеновна и Николай Иванович Ивановы — уже бывалые путешественники. Не без приключений посетив парижскую выставку, они потянулись в Италию: на папу римскую посмотреть и на огнедышащую гору Везувий подняться (еще не зная, что по дороге их подстерегает казино в Монте-Карло!)
Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».В книгу вошли избранные произведения одного из крупнейших русских юмористов второй половины прошлого столетия Николая Александровича Лейкина, взятые из сборников: «Наши забавники», «Саврасы без узды», «Шуты гороховые», «Сцены из купеческого быта» и другие.В рассказах Лейкина получила отражение та самая «толстозадая» Россия, которая наиболее ярко представляет «век минувший» — оголтелую погоню за наживой и полную животность интересов, сверхъестественное невежество и изворотливое плутовство, освящаемые в конечном счете, буржуазными «началами начал».
Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».В книгу вошли избранные произведения одного из крупнейших русских юмористов второй половины прошлого столетия Николая Александровича Лейкина, взятые из сборников: «Наши забавники», «Саврасы без узды», «Шуты гороховые», «Сцены из купеческого быта» и другие.В рассказах Лейкина получила отражение та самая «толстозадая» Россия, которая наиболее ярко представляет «век минувший» — оголтелую погоню за наживой и полную животность интересов, сверхъестественное невежество и изворотливое плутовство, освящаемые в конечном счете, буржуазными «началами начал».
Лейкин, Николай Александрович (7(19).XII.1841, Петербург, — 6(19).I.1906, там же) — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».В антологию вошли произведения русских писателей, классиков и ныне полузабытых: Ф. М. Достоевского, Н. С. Лескова, К. К. Случевского, В. И. Немировича-Данченко, М. А. Кузмина, И. С. Шмелева, В. В. Набокова и многих других.
Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».В рассказах Лейкина получила отражение та самая «толстозадая» Россия, которая наиболее ярко представляет «век минувший» — оголтелую погоню за наживой и полную животность интересов, сверхъестественное невежество и изворотливое плутовство, освящаемые в конечном счете, буржуазными «началами начал».
Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».Глафира Семеновна и Николай Иванович Ивановы уже в статусе бывалых путешественников отправились в Константинополь. В пути им было уже не так сложно. После цыганского царства — Венгрии — маршрут пролегал через славянские земли, и общие братские корни облегчали понимание.
Михаил Михайлович Пришвин (1873-1954) - русский писатель и публицист, по словам современников, соединивший человека и природу простой сердечной мыслью. В своих путешествиях по Русскому Северу Пришвин знакомился с бытом и речью северян, записывал сказы, передавая их в своеобразной форме путевых очерков. О начале своего писательства Пришвин вспоминает так: "Поездка всего на один месяц в Олонецкую губернию, я написал просто виденное - и вышла книга "В краю непуганых птиц", за которую меня настоящие ученые произвели в этнографы, не представляя даже себе всю глубину моего невежества в этой науке".
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Короткий рассказ от автора «Зеркала для героя». Рассказ из жизни заводской спортивной команды велосипедных гонщиков. Важный разговор накануне городской командной гонки, семейная жизнь, мешающая спорту. Самый молодой член команды, но в то же время капитан маленького и дружного коллектива решает выиграть, несмотря на то, что дома у них бранятся жены, не пускают после сегодняшнего поражения тренироваться, а соседи подзуживают и что надо огород копать, и дочку в пионерский лагерь везти, и надо у домны стоять.
Эмоциональный настрой лирики Мандельштама преисполнен тем, что критики называли «душевной неуютностью». И акцентированная простота повседневных мелочей, из которых он выстраивал свою поэтическую реальность, лишь подчеркивает тоску и беспокойство незаурядного человека, которому выпало на долю жить в «перевернутом мире». В это издание вошли как хорошо знакомые, так и менее известные широкому кругу читателей стихи русского поэта. Оно включает прижизненные поэтические сборники автора («Камень», «Tristia», «Стихи 1921–1925»), стихи 1930–1937 годов, объединенные хронологически, а также стихотворения, не вошедшие в собрания. Помимо стихотворений, в книгу вошли автобиографическая проза и статьи: «Шум времени», «Путешествие в Армению», «Письмо о русской поэзии», «Литературная Москва» и др.
«Это старая история, которая вечно… Впрочем, я должен оговориться: она не только может быть „вечно… новою“, но и не может – я глубоко убежден в этом – даже повториться в наше время…».