Наши за границей - [56]
— Ну, вотъ, наконецъ-то и наши православные! сейчасъ потолкуемъ по-русски послѣ долгаго говѣнья, — заговорилъ Николай Ивановичъ, подходя къ одной изъ дѣвушекъ въ сарафанѣ. — Здорово, Землячка. Питерская, что-ли, или изъ Москвы? — спросилъ онъ.
Дѣвушка посмотрѣла на него упорнымъ взглядомъ, покачала головой и отвѣчала:
— Je ne comprends pas, monsieur…
— Какъ?! Русская дѣвица и по-русски не говоритъ!
Дѣвушка смотрѣла и улыбалась.
— Да неужто въ самомъ дѣлѣ не говорите или притворяетесь? Притворяетесь, притворяетесь, продолжалъ Николай Ивановичъ.
— Переодѣтая француженка — вотъ и все. Теперь я даже по физіомордіи вижу, что француженка, — сказала Глафира Семеновна.
— Ахъ, шутъ ихъ возьми! избу русскую выстроили, а не могли русскихъ дѣвокъ привезти! Да неужто-же, мамзель, вы такъ-таки ни одного слова по-русски?
— На зюнь сель мо ля рюссъ? — перевела дѣвушкѣ Глафира Семеновна.
— Samowar… Kabak… Kosuchka… Tchai… Vodka… Lubli stalovatza… — послышалось въ отвѣтъ.
— Довольно, довольно… — замахалъ руками Николай Ивановичъ.
— Achetez quelque chose, monsieur!.. Vous aurez le souvenir d'isba russe… — предлагала дѣвушка игрушки.
— Брысь! И говорить съ тобой не желаю послѣ этого.
Николай Ивановичъ подошелъ къ другой дѣвушкѣ въ сарафанѣ.
— Тоже франсе? Или, можетъ статься, на грѣхъ еще, нѣмка? — задалъ онъ вопросъ.
— Nous ne sommes des russes, monsieur. Nous sommes de Paris…
— Тьфу ты пропасть!
— Voilа le russe… Voilа qui parle russe… [18] — указала дѣвушка на токарный станокъ, за которымъ сидѣлъ молодой парень въ красной кашемировой рубахѣ и лакированныхъ сапогахъ съ наборомъ и что-то мастерилъ.
Парень улыбался. Николай Ивановичъ подошелъ къ нему.
— Русскій, землякъ?
— Точно такъ-съ, — отвѣчалъ тотъ по-русски. — Изъ Сергіевскаго посада, изъ-подъ Москвы.
— Руку! Глаша! Русскій… Нашъ русопятъ. Протягивай ему руку… Не слыхали вѣдь мы еще въ Парижѣ русскаго-то языка… И ругаться умѣешь?
— Еще-бы… — опять улыбнулся парень.
— Николай Иванычъ… — остановила мужа Глафира Семеновна.
— Что Николай Иванычъ! Вѣдь я не заставляю ругаться, а только спрашиваю — умѣетъ-ли, потому откровенно говоря, послѣ этихъ дѣвокъ, мнѣ и насчетъ его-то сумнительно, чтобъ онъ русскій былъ
— Русскій, русскій, господинъ.
— Отчего-же вы русскихъ-то бабъ или дѣвокъ не захватили?
— Да вѣдь возня съ ними. Тутъ въ русскомъ отдѣлѣ была привезена одна — ну, сбѣжала.
— Куда? съ кѣмъ?
— Да тоже съ русскимъ. Купецъ, говорятъ, какой-то. На Тирольскія горы повезъ, что-ли. Самъ поѣхалъ печенку лѣчить, и она съ нимъ. Въ началѣ лѣта это еще было.
— Нравится-ли Парижъ-то?
— Пища плоха, господинъ. Щей нѣтъ, а супы ихніе жидкіе до смерти надоѣли. Водочки нѣтъ.
— Да, братъ, насчетъ водки срамъ. Я самъ затосковалъ. Венъ ружъ пьешь, что-ли?
— Потребляемъ малость. Ну, коньякъ есть. А только это не та музыка.
— Пойдемъ, выпьемъ коньяку, землякъ…
— Нѣтъ, нѣтъ… — запротестовала Глафира Семеновна, — какая тутъ выпивка! Пойдемъ дикихъ смотрѣть. Вѣдь мы на дикихъ отправились смотрѣть.
— Да нельзя-же, Глаша, съ землякомъ не выпить! Вѣдь настоящій русскій человѣкъ.
— Въ другой разъ выпьешь. Вѣдь еще не завтра изъ Парижа уѣзжаемъ. Пойдемъ, Николай Иванычъ.
— Да вѣдь мы только по одной собачкѣ…
— Нѣтъ, нѣтъ… Прошлый разъ ужъ мнѢ надоѣло съ тобой съ пьянымъ-то возиться.
— Э-эхъ! — крякнулъ Николай Ивановичъ. — Правду ты, землякъ, говоришь, что съ бабами здѣсь возня. Ну, до свиданія. Мы еще зайдемъ.
— Счастливо оставаться, ваша милость.
Николай Ивановичъ протянулъ руку парню и, переругиваясь съ женой, вышелъ изъ избы. Катальщикъ повезъ Глафиру Семеновну дальше.
— Voyons, madame et monsieur… Je vous montrerai quelque chose, que vous ne verrez nulle-part… C'est le chemin de fer glissant… — сказалъ каталыцикъ и минутъ черезъ пять остановился около желѣзнодорожныхъ рельсовъ.- C'est ravissant… — расхваливалъ онъ.-Vous verrez tout de suite…
— Что онъ бормочетъ, Глаша? — спросилъ жену Николай Ивановичъ.
— Желѣзная дорога какая-то особенная.
— Sans locomotive, madame.
— Безъ локомотива, говоритъ.
Въ это время раздался звукъ пароваго рожка, и поѣздъ, состоящій изъ нѣсколькихъ маленькихъ открытыхъ вагоновъ, дѣйствительно безъ локомотива, покатился по рельсамъ, изъ которыхъ летѣли водяныя брызги.
— Откуда-же вода-то? — дивился Николай Ивановичъ. — Батюшки! Да вагоны-то безъ колесъ. Безъ колесъ и есть. На утюгахъ какихъ-то ѣдутъ. Глаша! смотри, на чугунныхъ утюгахъ… Вотъ такъ штука!
— Чего ты кричишь-то… — остановила его Глафира Семеновна. — Поѣздъ какъ поѣздъ. И я не понимаю, что тутъ замѣчательнаго!..
— Какъ что замѣчательнаго! Послѣднее приспособленіе. Вѣдь этотъ поѣздъ-то, знаешь-ли, для чего? Надо полагать, что для пьяныхъ. Утюги… поѣздъ на утюгахъ, какъ на полозьяхъ идетъ. Тутъ сколько угодно пьяный вались изъ вагоновъ, ни за что подъ колеса не попадешь. Для несчастныхъ случаевъ. Вѣдь утюгъ-то вплотную по рельсамъ двигается и ужъ подъ него ни за что… Навѣрное для пьяныхъ… Спроси у катальщика-то по-французски — для пьяныхъ это?
— Ну, вотъ… Стану я про всякую глупость спрашивать! — отвѣчала Глафира Семеновна.
— Да какъ по-французски-то пьяные? Я самъ-бы спросилъ.
Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».Глафира Семеновна и Николай Иванович Ивановы — уже бывалые путешественники. Не без приключений посетив парижскую выставку, они потянулись в Италию: на папу римскую посмотреть и на огнедышащую гору Везувий подняться (еще не зная, что по дороге их подстерегает казино в Монте-Карло!)
Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».В книгу вошли избранные произведения одного из крупнейших русских юмористов второй половины прошлого столетия Николая Александровича Лейкина, взятые из сборников: «Наши забавники», «Саврасы без узды», «Шуты гороховые», «Сцены из купеческого быта» и другие.В рассказах Лейкина получила отражение та самая «толстозадая» Россия, которая наиболее ярко представляет «век минувший» — оголтелую погоню за наживой и полную животность интересов, сверхъестественное невежество и изворотливое плутовство, освящаемые в конечном счете, буржуазными «началами начал».
Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».В книгу вошли избранные произведения одного из крупнейших русских юмористов второй половины прошлого столетия Николая Александровича Лейкина, взятые из сборников: «Наши забавники», «Саврасы без узды», «Шуты гороховые», «Сцены из купеческого быта» и другие.В рассказах Лейкина получила отражение та самая «толстозадая» Россия, которая наиболее ярко представляет «век минувший» — оголтелую погоню за наживой и полную животность интересов, сверхъестественное невежество и изворотливое плутовство, освящаемые в конечном счете, буржуазными «началами начал».
Лейкин, Николай Александрович (7(19).XII.1841, Петербург, — 6(19).I.1906, там же) — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».В антологию вошли произведения русских писателей, классиков и ныне полузабытых: Ф. М. Достоевского, Н. С. Лескова, К. К. Случевского, В. И. Немировича-Данченко, М. А. Кузмина, И. С. Шмелева, В. В. Набокова и многих других.
Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».В рассказах Лейкина получила отражение та самая «толстозадая» Россия, которая наиболее ярко представляет «век минувший» — оголтелую погоню за наживой и полную животность интересов, сверхъестественное невежество и изворотливое плутовство, освящаемые в конечном счете, буржуазными «началами начал».
Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».Глафира Семеновна и Николай Иванович Ивановы уже в статусе бывалых путешественников отправились в Константинополь. В пути им было уже не так сложно. После цыганского царства — Венгрии — маршрут пролегал через славянские земли, и общие братские корни облегчали понимание.
Михаил Михайлович Пришвин (1873-1954) - русский писатель и публицист, по словам современников, соединивший человека и природу простой сердечной мыслью. В своих путешествиях по Русскому Северу Пришвин знакомился с бытом и речью северян, записывал сказы, передавая их в своеобразной форме путевых очерков. О начале своего писательства Пришвин вспоминает так: "Поездка всего на один месяц в Олонецкую губернию, я написал просто виденное - и вышла книга "В краю непуганых птиц", за которую меня настоящие ученые произвели в этнографы, не представляя даже себе всю глубину моего невежества в этой науке".
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Короткий рассказ от автора «Зеркала для героя». Рассказ из жизни заводской спортивной команды велосипедных гонщиков. Важный разговор накануне городской командной гонки, семейная жизнь, мешающая спорту. Самый молодой член команды, но в то же время капитан маленького и дружного коллектива решает выиграть, несмотря на то, что дома у них бранятся жены, не пускают после сегодняшнего поражения тренироваться, а соседи подзуживают и что надо огород копать, и дочку в пионерский лагерь везти, и надо у домны стоять.
Эмоциональный настрой лирики Мандельштама преисполнен тем, что критики называли «душевной неуютностью». И акцентированная простота повседневных мелочей, из которых он выстраивал свою поэтическую реальность, лишь подчеркивает тоску и беспокойство незаурядного человека, которому выпало на долю жить в «перевернутом мире». В это издание вошли как хорошо знакомые, так и менее известные широкому кругу читателей стихи русского поэта. Оно включает прижизненные поэтические сборники автора («Камень», «Tristia», «Стихи 1921–1925»), стихи 1930–1937 годов, объединенные хронологически, а также стихотворения, не вошедшие в собрания. Помимо стихотворений, в книгу вошли автобиографическая проза и статьи: «Шум времени», «Путешествие в Армению», «Письмо о русской поэзии», «Литературная Москва» и др.
«Это старая история, которая вечно… Впрочем, я должен оговориться: она не только может быть „вечно… новою“, но и не может – я глубоко убежден в этом – даже повториться в наше время…».