Наши за границей - [45]

— Фу, какая мерзость. Что это она животомъ-то дѣлаетъ! — проговорила Глафира Семеновна и даже отвернулась.

— Да насчетъ живота-то песъ съ ней, а только все-таки ужъ это хоть настоящая черная арабка, такъ и то хорошо, — отвѣчалъ Николай Ивановичъ.

— Danse de veiitre… Illustre danse de ventre [15]…- отрекомендовалъ супругамъ стоявшій около нихъ слуга въ халатѣ.

За негритянкой слѣдовала бѣлая женщина. Она продолжала тотъ-же танецъ, но пошла далѣе. Дабы показать, что у ней шевелятся только животъ а бедра, а верхнія части тѣла остаются въ полнѣйшей неподвижности, она взяла принесенныя ей три бутылки съ вставленными въ нихъ зажженными свѣчами, одну изъ этихъ бутылокъ поставила себѣ на голову, другія взяла въ руки и въ такомъ положенія, продолжая двигать взадъ и впередъ животомъ и бедрами, ходила по всей сценѣ, садилась на полъ, даже полуложилась, и ни разу не уронила свѣчей.

— C'est le chef-d'oeuvre… — отрекомендовалъ лакей.

Глафира Семеновна плюнула.

— Фу, какая гадость! Фу, какая пошлость! Домой! Домой! — воскликнула она, поднимаясь съ мѣста.

— Да дай, душенька, до конца-то… — началъ было Николай Ивановичъ.

— Довольно! Сейчасъ собирайтесъ.

— Позволь хоть коньякъ-то допить и разсчитаться…

Онъ ухнулъ въ пустую чашку все содержимое графина и выпилъ. Стоящій около него лакей въ халатѣ даже вздрогнулъ и невольно воскликнулъ:

— Monsieur…

Ему въ первый разъ пришлось видѣть, чтобы посѣтитель могъ выпить цѣлый графинчикъ коньяку, хотя графинчикъ былъ и очень маленькій.

— Комбьянъ? Получи за все! — воскликнулъ Николай Ивановичъ, выкидывая на столъ пятифранковую монету и, разсчитавшись, направился къ выходу съ Глафирой Семеновной, все еще продолжавшей плевать и говорить:

— И это называется театръ! Гадость, мерзость, пошлость! Тьфу!

XXXIV

— Домой теперь, домой! — говорила Глафира Семеновна, выходя съ Николаемъ Ивановичемъ за ограду выставки. — Меня и такъ еле ноги носятъ. Шутка-ли, цѣлую ночь въ вагонѣ не спали и сегодня весь день на ногахъ. Пріѣдемъ домой, спросимъ самоварчикъ, заваримъ чайку, напьемся съ булками… Чай у меня свой есть. Я вѣдь цѣлые полфунта привезла въ турнюрѣ.

— Найдемъ-ли только самоваръ-то въ гостинницѣ? — выразилъ сомнѣніе Николай Ивановичъ.

— У французовъ-то? Это, братъ, не нѣмцы. Какъ-же самовару-то не быть! Всемірная выставка… Центръ европейской цивилизаціи. Здѣсь, я думаю, только птичьяго молока нѣтъ, а то все есть. Ну, ѣдемъ, Николай Иванычъ.

— Нанимай извозчика. Вотъ извозчикъ стоитъ. Коше!

— Oui, monsieur… — откликнулся извозчикъ и спросилъ: — Quelle rue, monsieur?

Глафира Семеновна хотѣла что-то сказать, но взглянула на мужа испуганно и спросила:

— Николай Иванычъ, гдѣ мы остановились-то?

— Какъ гдѣ? въ гостинницѣ.

— Да, да… Но въ какой улицѣ?

— А мнѣ почемъ знать? Ты у меня француженка.

— Боже милостивый! я впопыхахъ-то и не справилась, въ какой мы улицѣ остановились!

— Да что ты! Какъ-же это такъ?.. — теряясь, проговорилъ Николай Ивановичъ. — Эдакая дура!

— А ты не дуракъ? Отчего-же ты не справился? Чего-жъ ты зѣвалъ?

— Да вѣдь ужъ ты взялась… Я на тебя и понадѣялся.

— Пентюхъ… Словно я нянька для него. Рохля, прости Господи! Какъ, по крайней мѣрѣ, гостинница-то называется, гдѣ мы остановились?

— Ахъ, душечка, да какъ-же мнѣ это знать… Я думалъ, что ты знаешь. Вѣдь ты по-французски…

— Что-же тутъ французскаго, узнать, какъ называется гостинница? Отчего-же ты на вывѣску надъ подъѣздомъ не взглянулъ? Вѣдь ужъ прочесть надпись-то могъ-бы.

— А отчего ты не взглянула?

— Опять! Здравствуйте… Я на него, а онъ на меня…

— Однако, когда мы пріѣхали въ гостинницу, такъ вѣдь ты видѣла, куда мы пріѣхали.

— Что такое: видѣла! Вмѣстѣ съ тобой въ каретѣ ѣхала. Карета была набита подушками, чемоданами… Да и гдѣ тутъ разглядывать! Я рада-радешенька была, что мы хоть комнату-то какую-нибудь нашли. До того-ли тутъ было!

— Ну, вотъ видишь, видишь. А меня винишь.

— Такъ вѣдь ты мужчина, ты долженъ быть расторопнѣе!

— Такъ какъ-же намъ быть?!

— Ужасное положеніе! Надо нанимать извозчика къ себѣ домой, и не знаешь, гдѣ живешь.

— Постой… Я помню, что противъ нашей гостинницы красная желѣзная перчатка висѣла надъ магазиномъ.

— И я это-то помню, но нельзя-же нанимать извозчика въ гостинницу, противъ которой красная желѣзная перчатка виситъ.

— А можетъ быть, онъ знаетъ. Попробуй. Постой… Какъ по-французски красная перчатка?

— Ганъ ружъ. Да такъ нельзя…

— А вотъ я сейчасъ на счастье… Коше… Въ готель, гдѣ ганъ ружъ. Гранъ ганъ ружъ, — обратился Николай Ивановичъ къ извозчику.

— Je ne connnais pas un tel hôtel, monsieur, — отрицательно потрясъ головой извозчикъ.- Quelle rue?.. Quel numéro?

— Не знаетъ, чортъ его дери! Скажи ему, Глаша, что тамъ на углу была еще посудная лавка и старуха въ красномъ чепцѣ сидѣла.

— Энъ птитъ рю… О куапъ э ли бутикъ авекъ де веръ… Опре де готель энъ грандъ ганъ ружъ де феръ… Ну завонъ убліе ли рю…

— C'est impossible de chercher comme зa votre hôtel, madame, — улыбнулся извозчикъ — Avez-vous la carte de l'hôtel? Dormez-moi la carte seulement.

— Нонъ, нонъ… Въ томъ-то и дѣло, что нонъ. Ну завонъ убліе деманде ли картъ.

— Да вѣдь ты помнила тамъ какія-то улицы около. Сама-же мнѣ читала ихъ. Еще гдѣ Гастонъ тамъ какой-то или Жеромъ пырнулъ кого-то кинжаломъ, — замѣтилъ Николай Ивановичъ.