Наши за границей - [43]

— Да ужъ брось… Ну, что тутъ считать. Все равно въ этотъ ресторанъ я больше никогда пойду, — отвѣчала Глафира Семеновна. — Помилуйте, улитокъ какихъ-то въ раковинахъ намъ сунули. Мы спрашиваемъ рыбу, явственно ужъ, кажется, говорю — пуасонъ сале, — а намъ суютъ улитокъ. Надо замѣтить этотъ ресторанъ, чтобы не попасть и него какъ-нибудь по ошибкѣ,- прибавила она, оглянулась и вдругъ увидала большую, освѣщенную газомъ вывѣску, гласящую по-французски: «Театр египтянъ и арабовъ». — Николай Иванычъ, вонъ тамъ арабскій театръ… арабскій и египетскій… Возьмемъ билеты и посмотримъ. Навѣрное что-нибудь забавное.

— Да вѣдь ни ты, ни я ни по-египетски, ни по-арабски не знаемъ, — далъ отвѣтъ мужъ.

— Да тутъ и не надо знать. Просто такъ посмотримъ. Вѣдь ужъ какъ по-французски представляютъ мы нынѣшнее лѣто и въ Петербургѣ въ «Аркадіи» видѣли, а тутъ по-арабски и по-египетски.

— Ну, что-жъ, зайдемъ.

— Да конечно-же зайдемъ, возьмемъ недорогія мѣста, а не понравится — и вонъ. Даже и лучше, если не долго просидимъ. Надо пораньше домой… Я ужасно устала, и мнѣ только-бы до постели. Поужинать-то и у себя въ гостинницѣ спросимъ. Вѣдь ужъ навѣрное въ гостинницѣ есть ресторанъ.

— Смотри-ка… Смотри-ка… Что это впереди-то?..

Супруги завернули за уголъ, и глазамъ ихъ представилась великолѣпная картина освѣщенныхъ разноцвѣтными огнями фонтановъ. Струи и столбы воды играли всѣми цвѣтами радуги и разсыпались брилліантовыми брызгами. Эйфелеву башню также освѣщали бѣлыми матовыми лампіонами по всѣмъ этажамъ, а съ фонаря башни въ темнотѣ ночи разстилалась по небу громадная полоса друммондова свѣта. Картина была поразительная, и супруги остановились.

— Вотъ это хорошо! — невольно вырвалось у Николая Ивановича.

— Да, да… Дѣйствительно превосходно, — отвѣчала Глафира Семеновна. — Смотри-ка, какъ съ башни электричество-то пущаютъ.

— Это не электричество… Развѣ электричество такое бываетъ! Вонъ у насъ на Невскомъ электричество-то! А это, это… Какъ его? Это магнетизмъ… животный магнитизмъ, должно быть.

— Полно, полно. Животный магнитизмъ совсѣмъ другое. Животнымъ магнитизмомъ усыпляютъ. Я читала. То изъ человѣка выходитъ… изъ его живота… Это особенные такіе люди есть, которые изъ себя животный магнитизмъ испускаютъ, и называются они медіумы.

— Да нѣтъ-же, нѣтъ. Ну, что ты меня морочишь! Гдѣ медіумы, тамъ спиритизмъ.

— Сказалъ тоже! Спиритизмъ — духи… Тамъ покойниковъ вызываютъ. То-есть не настоящихъ покойниковъ, а ихъ тѣни, — вотъ онѣ и стучатъ въ столъ.

— Ну, такъ гипнотизмъ… Вотъ какъ: гипнотизмъ…

— Ахъ, какъ ты любишь спорить, Николай Иванычъ! Гипнотизмъ — это, когда человѣкъ деревенѣетъ и его булавками колютъ. А это электричество. Вѣдь электричества разныя бываютъ. Въ телефонѣ вонъ тоже электричество.

Супруги заспорили. Наконецъ Николай Ивановичъ махнулъ рукой и сказалъ:

— Ну, пусть будетъ по-твоему, пусть будетъ электричество. Плевать мнѣ на все это. Пойдемъ въ театръ арабовъ смотрѣть.

Они отправились по направленію къ освѣщенной газомъ театральной вывѣскѣ.

— Ты разсуди самъ: ну, кто-же можетъ съ башни животомъ такой большой магнитизмъ пускать, который даже полъ-неба обхватилъ? — все еще унималась Глафира Семеновна.

— Довольно, Глафира Семеновна, довольно… — останавливалъ ее Николай Ивановичъ. — Надоѣло.

— Нечего тутъ и надоѣдать. Я про все это даже въ книжкѣ читала.

— Пожалуйста, не хвастайся своимъ образованіемъ. И мы тоже кое-что читали.

— Ну, гдѣ тебѣ съ мое читать! Когда тебѣ?.. Вѣдь ты цѣлый день въ лавкѣ стоишь, а я дома и все за книгами…

— Знаю я твои книги! Про Гастона, про Берту, да про Жерома — про ихъ любовныя похожденія…

— Неправда, неправда. Я и ученыя книги читаю.

— Про ученость ужъ ты оставь. Хороша твоя ученость! Ученость свою ужъ ты доказала. Сейчасъ я просилъ тебя въ ресторанѣ селедку по-французски спросить, такъ ты и то не могла.

— Оттого, что насъ про селедку не учили. У насъ пансіонъ былъ для дѣвицъ… Ну, съ какой стати дѣвицу про селедку учить? Селедка — предметъ мужской, а не женскій, она принадлежитъ къ закускѣ, а закуска подается къ водкѣ, а водку развѣ дѣвицы пьютъ?

— Да вѣдь дѣвицы-то выходятъ замужъ, дѣлаются потомъ хозяйками, подаютъ мужу и его гостямъ селедку къ водкѣ, такъ какъ-же ихъ про селедку-то не учить?..

Въ это время надъ самымъ ухомъ супруговъ раздался ударъ въ ладоши и громкій сиплый выкрикъ:

— Nous commenèons! Dans un quart d'heure nous commenèons! Voyons, messieurs et mesdames… Faites attention… Voici la caisse… Prenez les billets Dépêchez-vous, dépêchez-vous. Seulement un franc. Супруги такъ и шарахнулись въ сторону. Кричалъ рослый человѣкъ въ усахъ, въ красной расшитой золотомъ курткѣ, въ синихъ шальварахъ и въ бѣломъ тюрбанѣ на головѣ, зазывая въ театръ публику.

— Фу, чортъ тебя возьми! Лѣшій проклятый! — выругался Николай Ивановичъ, и даже погрозилъ усатому человѣку кулакомъ, но тотъ нисколько не смутился и продолжалъ зазывать:

— Quelque chose de remarquable, monsieur. Quelque chose, que vous ne verrez pas partout… La danse de ventre, monsieur… Venez, madame, venez. Nous commenèons…

Тутъ-же было окошечко театральной кассы. Въ кассѣ сидѣла пожилая женщина въ красной наколкѣ, выглядывала оттуда и даже совала по направленію къ Глафирѣ Семеновнѣ вырванные изъ книжки билеты.