Наши времена - [173]

— Ты, бабушка, как старшая, должна начать первая, — заметил Феликс.

— Хорошо, начну я, — согласилась она, — а ты, Феликс, если не собираешься слушать до конца, то лучше сразу же уйди, а то я тебя знаю: в середине встанешь и уйдешь.

— Бабушка, даю слово, не уйду, — горячо возразил Феликс, — но прошу тебя об одном: ты всегда рассказываешь только о дедушке, а мне бы хотелось, чтобы ты о себе тоже рассказала. О себе никогда не говоришь.

Мина Ефимовна стянула потуже края платка на груди и устремила взгляд на стол, словно в отражении полированного стола могла увидеть свое прошлое. Начала рассказывать неторопливо, подробно, гораздо подробнее, чем это требуется даже для того, чтобы установить родство.

— Жили мы на Волыни, под Житомиром, и было нас семеро детей — Арл, Берл, Хайке, Иосл, Шифре, Эле и я, Мина. Мой отец был, что называется, деловой человек. На паях с двумя своими братьями он построил небольшой стекольный завод, но при первом же испытании печь вышла из строя. Жидкое стекло выплеснулось наружу, и не знаю, что уж там было дальше, но от завода ничего не осталось — сгорел. И так было всегда: за что бы отец, царство ему небесное, ни брался — все оборачивалось несчастьем, бедой. Ну, а семерых детей надо кормить, одевать, обувать. Я была симпатичной девчушкой. Так вот, бабушка Нехе, папина мама, взяла меня к себе. Жила она в большом дворе, это был даже не двор, а целый городок: две молельни, чайная, трактир. А сколько мастеровых, ремесленников… Шмулик — сапожник, Менаше — портной, Берл — столяр… Был и писец — писал на пергаменте тору. На улице, за воротами, с утра до позднего вечера сидела торговка Хайя, она торговала леденцами, лавровым листом, иногда халвой.

Дедушка, реб Мешулем, царство ему небесное, был человек крутого нрава. Во дворе имел собственный дом, который сдавал жильцам. У бабушки от первого мужа детей не было, зато от второго мужа, то есть от дедушки реб Мешулема, — двадцать один, в живых осталось девять. Меня бабушка любила почему-то больше, чем своих детей. Она баловала меня, спала я в ее спальне. В углу комнаты стояло трюмо, и я привыкла смотреться в зеркало. «Хороша ты, Минеле, хороша, — говаривала бабушка, — дай бог счастья…» Во дворе меня называли «хозяйкина внучка».

К субботе бабушка начинала готовиться уже в четверг, а в пятницу у нее не было свободной минуты. В большой печи пекла халы, ставила куглы — один из лапши, другой — сладкий. Над кастрюлей с золотистым бульоном вился пар, а от запаха фаршированной рыбы слюнки текли. Еще готовила паштет, фасоль с жареным луком и гусиным жиром, компот. Самое лучшее время наступало в пятницу вечером и затем продолжалось всю субботу, когда сходились к нам дедушкины и бабушкины сыновья, дочери, внуки. Потом дедушка снимал субботний сюртук, в доме становилось тихо, тоскливо. Дедушка принимался за хозяйственные расчеты. Говорил мне: «Уже два месяца, как немая задолжала за квартиру. Сходи к ней, Мина, наверх, пусть принесет деньги». Немая, бедная пожилая женщина, торговала семечками. Когда я приходила, она сжимала обе ладони в кулак, потом разжимала их, показывая, что там ничего нет. Мне не хотелось тут же возвращаться домой, дедушка обязательно рассердится и пойдет сам требовать деньги. Я выходила во двор и бесцельно бродила возле одного дома, возле другого. Увидев меня, Шмулик-сапожник подзывал: «Минеле, — обращался он ко мне, — я тебе сошью пару ботинок. Научи мою ребятню русскому алфавиту».

Я училась в первом классе гимназии, умела читать и писать. Стала учить других. Менаше-портной очень хотел, чтобы его сын, Рувка, стал со временем приказчиком.

«Ты бы научила его подписываться, — попросил меня Менаше, — тогда из него выйдет толк».

Я научила Рувку подписываться… Когда мне приходилось бывать в хатах бедняков, я испытывала неловкость: была хорошо одета, щеки румяные, а мне хотелось быть такой же бледнолицей, как и дети, с которыми я занималась.

Моя учеба в гимназии вскоре окончилась. Там у меня была подруга, она говорила: «Все дети бедняков, как правило, учатся хорошо». Я училась хорошо, но что с того — я не уплатила за обучение, и мне пришлось оставить гимназию. Проучилась я три класса. Тут-то и появился этот парень, сын Азриэля, — светлая голова, самоучка. Звали его Эля. Однажды Эля говорит моей бабушке: «Пусть Мина ко мне придет. Я буду ее учить без денег, бесплатно».

Он был на три года старше меня. Ему было пятнадцать, мне — почти двенадцать. В математике он был не силен, зато историю и литературу знал отлично. Он мог увлекательно рассказывать о Пушкине, Лермонтове, Тургеневе, знал о Цезаре, Антонии и Клеопатре, Иосифе Флавии, — здесь он себя чувствовал как рыба в воде. Минуло некоторое время, и я влюбилась в него. И он в меня тоже. Как-то раз девушки из состоятельных семей пригласили его на бал-маскарад, и он взял меня с собой. После бала все поехали на пустовавшую дачу, которая принадлежала одной из этих состоятельных девиц. Кто тогда был более счастлив, чем он и я? В синем небе сияла луна. Нам попалось грушевое дерево, и мы начали рвать груши. Они были очень твердые — такие у нас обычно долго лежали на чердаке, пока не становились мягче. Но эти твердые груши мы грызли с завидным аппетитом. Огородами прошли к речке, совсем забыв про поздний час Я чувствовала за спиной у себя крылья, никогда мне еще не было так хорошо. Вообще тот вечер остался в моей жизни как самое светлое воспоминание…