Наши собственные - [9]

— Хорошо, Танюша. До свиданья, деточка!

Он крепко обнимает ее.

Вдруг распахивается наружная дверь и ветер врывается в комнату, неся листья из гирлянд, украшавших подъезд. Свеча гаснет.

И сразу же маленькие начинают кричать и плакать.

— Мама… ой, страшно, боюсь!.. — кричат Катя и Муся.

— Что такое? Кто-то вошел, — взволнованно говорит Юматик, — кто-то вошел!

— Спокойно, ребята, — раздается голос Тани; он чуть-чуть дрожит, но звонок, как всегда. — Хорри, у тебя есть спички?

— Конечно, есть.

Хорри зажигает спичку. Она освещает маленькое-маленькое пространство, бледные ребячьи лица. Углы большой комнаты залиты темнотой, но все чувствуют, — у двери кто-то есть… Там кто-то стоит…

И никто не поворачивает туда головы.

Тогда Хорри подходит к столу, зажигает свечку, поднимает ее высоко над головой и решительно идет к двери. Все медленно поворачиваются в его сторону. И видят: у двери стоит Костя-пастушок. Тот самый веселый Костя, который раз приходил к ребятам, учил их вырезать свирели из лещины, щелкать огромным кнутом и бороться с молодыми телятами, изображая из себя матадора.

Но сейчас он был совсем другой… Пыльная рубаха разорвана на левом плече, до самого пояса, ноги покрыты грязью торфяных болот, закопченное лицо все в ссадинах, а глаза безразличным взглядом смотрят на детей.

— Костик! — окликнул его Гера. — Ты что… ты откуда?

И глухим безразличным голосом Костик ответил:

— Из лесу…

— Батюшки мои! — всполошилась Анна Матвеевна. — Что ты в лесу ночью делал? Почему домой не идешь?

И так же ответил Костик:

— Дома нету… Спалили… Фашисты…

— А мы вот в Синьково идем, — растерянно говорит Анна Матвеевна, как будто она не поняла слов Кости.

— Синькова нету… Спалили…

Трудно понять то, что говорит Костя-пастушок. Страшно смотреть в его глаза, на его закопченное лицо. Страшно, что в открытую дверь врывается ветер, что у маленькой Муси на плечах мешок…

Таня берет себя в руки.

— Придется по проселку в Брагино.

— Брагина нет… Спалили…

Мы не думали, что Гера может так закричать:

— Спалили! А мама… а Петька?.. Пустите меня! — И, схватив ружье, он выскочил в дверь.

— Есть еще тропка в Глебово, — сказал Василий Игнатьевич, нарушая тягостное молчание.

— Разбомбили… — говорит Костик совсем тихо.

Анна Матвеевна тяжело садится на стул и сбрасывает свой заплечный мешок.

— Выходит, идти-то некуда?..

— Некуда… — подтверждает Костик.

4. Недобрая ночь

Недобрая ночь идет над «Счастливой Долиной». Недобрая луна озаряет окрестные леса. Старые друзья — колючие ели, кустарник, вековые липы теперь пугают: в них так легко притаиться врагу. И большие окна, в которые вливается пахнущий хвоей, целительный воздух и лунный свет, тоже пугают: ведь не только свет может перешагнуть подоконник.

Всем хочется быть вместе, и Анна Матвеевна, девочки и мальчики ложатся в спальне старших девочек. Кстати, это единственная комната, в которой почему-то есть ставни. И кажется, что эти тонкие доски защищают ребят от того злого, что притаилось за стенами дома.

Мало кто спит в эту ночь.

Сжавшись в комок, лежит измученный Костик. Вздыхает за стенкой в столовой Василий Игнатьевич, не понимает, что произошло, вспоминает далекую молодость, прежние годы и не может сомкнуть глаз.

«Проклятая старость, — горько думает Василий Игнатьевич. — Разве эти руки удержат винтовку? И ноги не годятся для походов. Чем же я могу помочь? Что сделать?»

И ворочается старик с боку на бок, и сон не спешит ему на помощь.

А вокруг дома неслышными шагами ходит Хорри, зорко всматривается в темноту. Не хрустнет ветка под его ногами, не стукнет камень… И никто в доме даже не подозревает, что таежный охотник охраняет их, как испокон веков охраняли свой очаг мужчины, когда вблизи появлялся враг.

Анна Матвеевна лежит с открытыми глазами, и в усталой голове ее проносятся десятки мыслей, горестей, страхов: «Что делается в стране? Где сын, где Коля? Он ведь офицер, может быть, уже воюет… Сын… Где наши войска? А как будем мы с детьми? Жива ли Ольга Павловна? Что с Герой, с его семьей? У Муси на чулке дырка… Надо встать пораньше — сделать завтрак для ребят. Неужели о нас позабыли?.. Спит ли бедная Таня?..»

А Таня, плотно прижавшись щекой к подушке, уже совсем мокрой от слез, старается дышать открытым ртом, чтобы никому не были слышны ее всхлипывания.

Пинька и Юра спят крепким сном усталых, наволновавшихся ребят.

Катя и Муся устроились на одной кровати. Они крепко обнялись, и между ними втиснулся, свернув на сторону плюшевую морду, Мусин любимый медвежонок.

Лиля лежит, как полагается, на правом боку, выпростав руки из-под одеяла, аккуратно причесана на ночь и зубы почищены. А сон не приходит. Лиля не боится. Война не война — папа приедет и увезет ее отсюда, как увез из Белоострова, когда разразилась война с белофиннами. Не одну ее увезет, всех ребят, конечно… Когда это будет?.. Мысли приходят и уходят, а одна уходить не хочет… Но самое трудное надо обязательно додумать до конца… Бабушка…

Она так и уехала, не попрощавшись с бабушкой, а теперь вот пришла разлука. Надолго. Может быть, навсегда…

«Навсегда» — какое трудное слово!

У тебя, верно, тоже есть бабушка… Ее лицо покрыто морщинами, слабые ее ноги неуверенно шаркают по полу… Руки дрожат, и часто чай, который она несет тебе, выплескивается на блюдечко…