Нашествие - [40]
Обернулась к бедной бесприданнице:
— Душенька, идём — помоги мне смотать нитки.
Оленька отложила пяльцы. Вскочила. Как всегда — готовая к услугам.
Некоторое время Алёша не думал ни о чём. Просто наслаждался внезапной тишиной. Даже голова болеть перестала. Он качал ногой, любуясь хорошо натянутым сапогом.
Цок.
Поднял голову.
Цок.
Стукнуло опять по стеклу.
Алёша подошёл к окну, жмурясь на солнечный свет.
Мишель тут же бросил ненужные камушки в клумбу. Он сидел верхом на своей английской кобыле. Шкура её лоснилась на солнце муаровыми переливами. Алёша дёрнул за шпингалет, отворил окно. Ворвался шум и запах лета: пыли, навоза, трав.
Жизнь была так прекрасна!
Ну как вот хоронить себя заживо в бумажки — вместе со штабными крысами?
— Симпатичная! — подмигнул Мишель Алёше.
Алёша подумал: надо бы ему строго указать, что не его дело. Но уже расплылся в глупой ухмылке.
— А знаешь что? — Мишель подъехал к самому окну, топча зелень и золотые шары цветов. Понизил голос. — Симпатичных девиц полно. А дам ещё больше. Жениться — считай, заживо себя похоронить.
«Вот и он о том же», — поразился совпадению мыслей Алёша.
— Едемте, граф! — шутливо отсалютовал Мишель. — Нас ждут великие дела.
Но обаяние Оленьки ещё не развеялось. Ещё окружало Алёшу, как скорлупа.
— Не могу, — мрачно сказал он.
Весёлое выражение на лице Мишеля несколько застыло. Лошадь крутилась под натягиваемым поводом. Копыта чавкали, ломая цветы.
— Шишкина позови, — предложил Алёша.
— Шишкин отпал. Переметнулся к занудам. Оказался тряпкой и слабаком. Я в нём ошибся. Но ты же не слабак?
На миг игра теней и бликов накрыла лицо Мишеля. Алёше показалось, что улыбка Мишеля похожа на злой оскал. Что в глазах мечется болотный огонёк.
Но Мишель повернулся. Тень ушла. Мишель весело похлопал кобылу по широкому крупу:
— Зизи выдержит двоих.
И скорлупа треснула. Алёшу окружило радужное обаяние Мишеля. Он знал, что ядовитое. Но… Солнце смеялось, зелень шелестела, похмелье отпустило. Происшествие с Бурминым при свете дня потускнело, а что он сам наговорил — уже и забыл. Он был молод, здоров. Ему хотелось жить, а значит — веселиться.
День впереди был прекрасным, долгим. И жизнь тоже.
«Я всегда успею связать себя по рукам и ногам. Потом».
Он весело закинул ногу и перемахнул через подоконник.
Пора было обходить дом — проверять двери и окна. Незапертое — запереть. Вставать на цыпочки, вытягивать спину, тянуться руками — а годы-то уж не те. Коряга старая, эх. Клим посмотрел через стекло на голубой вечерний сад, птицы отдыхали от дневных трудов, закатили концерт. Всё звенело, пищало, тренькало. Сердито пикала синица, её дразнил дрозд, тоже пикал, но другим — горловым звуком: то, да не то. Вот ведь стервец… В такой час хотелось сидеть на ступеньке, на завалинке, на веранде. Слушать птиц, вместе с ними отдыхать от забот, курить, с деревьями растворяться в синеющем воздухе, в голубом дыму. Когда-то Климу этого хотелось. Когда-то он так и делал. Когда-то вечерний час для него был часом отдохновения, венчал и вознаграждал день. Когда-то. Давно. Клим потянулся к шпингалету, открыв от усилия беззубый рот. Подёргал. Убедился, что заперто. Так-то. Снова посмотрел в окно. Послушал, как внутри набухает привычная тревога. Иные, тревожась, суетятся, слоняются, места себе не находят, а Клима тянуло брюзжать. Развязал шнур, распустил штору. Сада больше не было.
Пошёл к следующему окну. Сощурился, цокнул языком. Тёмный прямоугольник на подоконнике оказался книгой. Вот ведь старость, куриная слепота.
Побрюзжав на себя, принялся отделывать барина.
А кого ж? Кто книгу тут бросил?
«Барин и бросил. Где читал, там и бросил. Ну есть у него соображение или нет? Вот ежели дождь польёт? На небо-то смотрел? Вон синяки какие набрякли. Хляби небесные. А рамы старые, щель на щели и щелью погоняет. Натечёт на подоконник. И спортит книгу-то. Вещь».
Прошёлся рукавом по лиловому переплету. Смахнул, если вдруг что налипло. Вещи уважать надо. Они и послужат дольше.
«Раньше вон всё на совесть делали. Не то что нынче. Надо её хоть на стол снести. Чтоб дождём не попортило. Увесистая. До колен руки оттянет, пока донесёшь. Рук тут никаких не хватит. С барином этим. Всё за ним вот так прибирать. Такому дому нужно много народу, девок, баб молодых. А не старый хрыч одной ногой в могиле. Не могу ж я за всем уследить, года уже не те, чтобы вот так корячиться. Пылища вон, как у лешего. Только что гости не приходят, а то позор был бы на всю округу. Талдычу ж ему, бабу хоть надо в деревне найти. А не книжки повсюду разбрасывать. Что там можно читать?»
Грамоты Клим не знал, да хоть бы и знал, буквы были нерусские.
Раздвинул книгу сердито, будто уличая: нечего тебе путного сказать, а?
Пошелестел страницами. Посеял мелкое просо букв. Мелькнуло тёмное поле. Картинка, что ль? Стало любопытно. Вернулся к ней. Изображены были мужики. Что делают — сразу и не понять. Первый мужик был одет как господин. Второй тоже, но весь горбился. Третьего скрючило. Четвёртый вовсе на карачках. Чудно. А на голове у него что? Шляпа, что ль?
Поднёс в сумраке к глазам.
И отбросил. Книга шлёпнулась, как гадина.
Детство Шурки и Тани пришлось на эпоху сталинского террора, военные и послевоенные годы. Об этих темных временах в истории нашей страны рассказывает роман-сказка «Дети ворона» — первая из пяти «Ленинградских сказок» Юлии Яковлевой.Почему-то ночью уехал в командировку папа, а через несколько дней бесследно исчезли мама и младший братишка, и Шурка с Таней остались одни. «Ворон унес» — шепчут все вокруг. Но что это за Ворон и кто укажет к нему дорогу? Границу между городом Ворона и обычным городом перейти легче легкого — но только в один конец.
Ленинград в блокаде. Дом, где жили оставшиеся без родителей Таня, Шурка и Бобка, разбомбили. Хорошо, что у тети Веры есть ключ к другой квартире. Но зима надвигается, и живот почему-то все время болит, новые соседи исчезают один за другим, тети Веры все нет и нет, а тут еще Таня потеряла хлебные карточки… Выстывший пустеющий город словно охотится на тех, кто еще жив, и оживают те, кого не назовешь живым.Пытаясь спастись, дети попадают в Туонелу – мир, где время остановилось и действуют иные законы. Чтобы выбраться оттуда, Тане, Шурке и даже маленькому Бобке придется сделать выбор – иначе их настигнет серый человек в скрипучей телеге.Перед вами – вторая из пяти книг цикла «Ленинградские сказки».
Ленинград, 1930 год. Уже на полную силу работает машина террора, уже заключенные инженеры спроектировали Большой дом, куда совсем скоро переедет питерское ОГПУ-НКВД. Уже вовсю идут чистки – в Смольном и в Публичке, на Путиловском заводе и в Эрмитаже.Но рядом с большим государственным злом по-прежнему существуют маленькие преступления: советские граждане не перестают воровать, ревновать и убивать даже в тени строящегося Большого дома. Связать рациональное с иррациональным, перевести липкий ужас на язык старого доброго милицейского протокола – по силам ли такая задача самому обычному следователю угрозыска?
Страна Советов живет все лучше, все веселее – хотя бы в образах пропаганды. Снимается первая советская комедия. Пишутся бравурные марши, ставятся жизнеутверждающие оперетты. А в Ленинграде тем временем убита актриса. Преступление ли это на почве страсти? Или связано с похищенными драгоценностями? Или причина кроется в тайнах, которые сильные нового советского мира предпочли бы похоронить навсегда? Следователю угрозыска Василию Зайцеву предстоит взглянуть за кулисы прошлого.
На дворе 1931 год. Будущие красные маршалы и недобитые коннозаводчики царской России занимаются улучшением орловской породы рысаков. Селекцией в крупном масштабе занято и государство — насилием и голодом, показательными процессами и ловлей диверсантов улучшается советская порода людей. Следователь Зайцев берется за дело о гибели лошадей. Но уже не так важно, как он найдет преступника, самое главное — кого за время расследования он сумеет вытолкнуть из‑под копыт страшного красного коня…
Вырвавшиеся из блокадного Ленинграда Шурка, Бобка и Таня снова разлучены, но живы и точно знают это — они уже научились чувствовать, как бьются сердца близких за сотни километров от них. Война же в слепом своем безумии не щадит никого: ни взрослых, ни маленьких, ни тех, кто на передовой, ни тех, кто за Уралом, ни кошек, ни лошадей, ни деревья, ни птиц. С этой глупой войной все ужасно запуталось, и теперь, чтобы ее прогнать, пора браться за самое действенное оружие — раз люди и бомбы могут так мало, самое время пустить сказочный заговор.
Повесть Е. Титаренко «Изобрети нежность» – психологический детектив, в котором интрига служит выявлению душевной стойкости главного героя – тринадцатилетнего Павлика. Основная мысль повести состоит в том, что человек начинается с нежности, с заботы о другой человеке, с осознания долга перед обществом. Автор умело строит занимательный сюжет, но фабульная интрига нигде не превращается в самоцель, все сюжетные сплетения подчинены идейно-художественным задачам.
О трудной молодости магнитогорской девушки, мечтающей стать писательницей.
Супружеская чета, Пол и Белинда Хасси из Англии, едет в советский Ленинград, чтобы подзаработать на контрабанде. Российские спецслужбы и таинственная организация «Англо-русс» пытаются использовать Пола в своих целях, а несчастную Белинду накачивают наркотиками…
Математическая формула, которой уже около 200 лет, помогает сделать такие расчеты. Чтобы прийти к такому выводу, авторы статьи из последнего номера P.M. Magazin сначала попрактиковались в математике.Расчеты вероятности и достоверности касались на этот раз не сухих чисел, а самых сложных вопросов человечества.Авторы P.M. Magazin выдвинули гипотезу «Бог существует» и стали размышлять на эту тему: насколько велика вероятность того, что Бог создал Вселенную? Насколько велика вероятность того, что эволюция на Земле произошла при его участии? Насколько велика вероятность того, что добро немыслимо без Бога? Каждый утвердительный ответ говорит в пользу существования Бога, а любое убедительное объяснение, не имеющее ничего общего с «промыслом Божьим», снижает вероятность его существования.В результате было установлено: Бог существует с вероятностью 62%.
Эта книга не обычное описание жизни в одной отдельно взятой деревне, а чрезвычайно личностное, заинтересованное размышление о смысле жизни в деревне вообще. И конечно же, о том, как живется-можется русскому человеку на русской земле. Понятно, жизнь эта непроста, и не текут у нас молочные реки в кисельных берегах, но все же - хороша русская деревня! Как бы загадочно и темно ни было ее прошлое, а настоящее - невразумительно и зыбко...
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.