Наше падение - [57]
— Только одно плохо, — сказала она. — Она не может говорить. Врач говорит, что проблема в психике. Послушай, может, сходим к ней вдвоем? Ты можешь приехать в Барнсайд? Мы купим «Колу» или что-нибудь еще, и ты расскажешь, как прошел обед с отцом, а я расскажу о Керен…
— Конечно, хорошо, — ответил он. Его голос пришел в норму. Это был голос того Бадди, которого она знала и любила.
— Дай мне пятьдесят минут, и я буду у тебя, — сказал он.
Все это время его голос продолжал ее волновать.
Авенжер не поверил своим глазам.
Это была она, Джейн Джером, с одним из тех, кто все крушил у нее в доме. Она стояла рядом с ним на дорожке, ведущей к ее дому, держа его за локоть и глядя на него так, будто вокруг в мире никого больше не существовало. Она смотрела на него… с нежностью… с любовью…
Авенжер продолжал ждать. Он тихо стоял в стороне и думал: «Это точно он».
Внутри, он весь был в движении и в суматохе. Кровь побежала по его венам, в висках застучало, лицо налилось теплом, оно раскалилось, и он испугался, что у него полопаются щеки, и частички плоти разлетятся во все стороны, осев на стенах близлежащих зданий. В то же время ему понадобилось в туалет. Он побоялся, что наделает в штаны прямо здесь, на Майн-Стрит, перед аптекой «Дюпон». Но нужда прошла, потому что надо было срочно куда-нибудь скрыться — они перешли улицу и направились в его сторону. Он отошел, чтобы они его не увидели. Развернувшись, он искал глазами какое-нибудь укрытие, и между аптекой и магазином «Барнсайд-Видео» заметил небольшой переулок. Он поспешил туда. Оказавшись внутри переулка, он уткнулся в стену. По улице мимо прошли Джейн и тот самый вандал. Они продолжали держаться за руки. Авенжер немного подождал. Его окружила вонь, исходящая из мусорного бака, за который он спрятался. Он не дышал, ему не хотелось вдыхать этот аромат, как и испачкаться в мусоре, над которым висело облако мух.
Немного погодя он вышел из переулка. Их не было видно. Он медленно подошел к видеомагазину, заглянул в окно, прикрыв глаза рукой, чтобы не слепил яркий солнечный свет, и снова увидел их — Джейн и того парня. Он ли это был? Авенжер сощурился, чтобы пристальнее его разглядеть: да, это был один из них — все верно, никаких сомнений. Изображения громивших дом отпечатались у него в памяти, будто клеймо, выжженное раскаленным железом. Он был не тем из них, кто все разбивал молотком, не тем, кто был толстым и громко галдел, и не тем, кто рыскал повсюду, будто крыса, но это был один из них. Он был хорош собой и прилично одет, но в нем жил дьявол. «Не суди книжку по обложке», — всегда говорила ему мать.
Знала ли Джейн, что он один из них? Возможно, не знала, возможно, он ее дурачил, или, даже она об этом знала, но ее это не заботило. Он вспомнил что-то о ключе: ходили слухи по всему кварталу, что Джейн кому-то из них дала ключ от дома, но все время он был уверен, что это всего лишь ложь, доводы. Однако теперь в этом он уверен не был. Может, она, все-таки, дала ключ одному из погромщиков, может, даже этому парню, который был с ней в магазине. В этот момент он увидел, как они зашли в один из закутков магазина и обнялись, и как Джейн руками притянула его к себе. Ее руки обхватили его плечи, рты сомкнулись, и ее язык был уже во рту у этого вандала. Внутри Авенжера все начало сопротивляться увиденной картине, но он не мог оторвать от них глаза. Как она такое себе позволяет? Как она может прикасаться к нему, особенно языком! Ведь это один из них, и он громил все у нее в доме. Даже если бы это был кто-нибудь другой, не один из этих вандалов, то целоваться с ним так, будто они какие-нибудь животные…
И в этот момент Авенжер начал ненавидеть Джейн Джером даже больше, чем тех, кто все громил у нее в доме. Она ему уже не казалась милой и приятной девушкой. Она не могла быть милой, если вытворяла такое своим ртом, языком. С вандалом. С погромщиком.
Наконец, он отвел глаза от этого непристойного акта. Он больше не мог это видеть. Его лицо свело судорогами, и будто навсегда заморозило его так в шторме эмоций. Он не мог сделать лицо ни тверже, ни мягче. Перед его глазами снова пошли вспышки воспоминаний: разорвавшееся лицо Вона Мастерсона, когда пуля прошила насквозь его кости, дергающееся тело его дедушки, которое падало вниз.
Он побежал. Через улицу сквозь поток машин, понимая, что никакая машина его не собьет, потому что у него важная миссия. Добравшись до другой стороны улицы, он продолжил бег. Перед его глазами поплыли картинки. Он визуально представлял себе все, что он будет с ней делать. Он увидел ее сидящей на стуле со связанными руками и ногами, но с открытой грудью. Он не хотел, чтобы ее грудь тоже была связана, почему — он себе пока не объяснил. Он больше не касался ее после того, как связал и играл с ней, будто с игрушкой. Но чем-то он все-таки ее касался… чем-то похожим на нож. Он еле касался ее ножом, как в триллере, который недавно показали по коммерческому каналу. Можно бы было потрогать ее пальцами, но он это делал ножом. Он щекотал ножом ее тело и особенно грудь. Ей было страшно. Он смотрел ей в глаза, и видел в них страх. Она заслужила этот страх — после всего, что делала с этим вандалом. Она была обязана бояться ножа и особенно самого Авенжера.
Эта повесть является продолжением «Шоколадной войны». В ней описываются последствия драматических событий, описанных в первой книге. Шоколад распродан, и директор школы в восторге. Но среди героев – учителей и учеников школы «Тринити» многое меняет свои полюса. Главный герой после публичного избиения проходит продолжительное лечение и отправляется к родственникам в Канаду на поправку, исчезая со сцены «военных» действий. Но его действия и отношение к той шоколадной распродаже сеют раздор в атмосфере этой как бы образцовой католической школы, выводя на чистую воду остальных героев этих двух повестей.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.