Наше неушедшее время - [73]
А Владимир Иванович Нарбут в «Петербургских зимах» вообще превращен в глуповатого парня, который только что варежку не сосет.
Одоевцеву нисколько не смутила эта моя критика ее первого мужа, с которым она прожила три с половиной десятка лет. Не задумываясь, ответила, что не стоит искать у него точного изложения событий:
– Это же литературное произведение.
О Нарбуте сказала, что Жорж (так она звала Георгия Иванова) писал «Петербургские зимы» еще в середине двадцатых. Нарбут был тогда близок к ЦК ВКП(б), возглавлял крупное издательство «Земля и фабрика». Вот Георгий Иванов и излил на него свою ненависть к советской власти.
– А страшный конец Нарбута в Большом терроре? Не мог ведь Жорж это предвидеть.
Свои собственные воспоминания Одоевцева не считала просто литературным произведением. Настаивала на достоверности. И «На берегах Невы» и «На берегах Сены». И третьей, лишь начатой книге воспоминаний «На берегах Леты». Она диктовала ее Александру Радашкевичу у себя дома, в Париже, на улице Касабланка, и потом редактировала записи. Опубликованы они уже после ее смерти, в конце 1990 года, в парижской газете «Русская мысль».
Уверенно отстаивала свое объяснение гибели Гумилёва.
В 1986–1989 годах в советской печати горячо обсуждалось, был ли связан Гумилёв с «контрреволюционной деятельностью». Все авторы едины в одном: нет, нет и нет.
Одоевцева знала об этих мнениях, а что́ не знала, я ей рассказал. Она возмущалась и твердо стояла на своем: Гумилёв написал листовку в поддержку кронштадтского антибольшевистского восстания и даже сам ходил к матросам. (Она повторила это даже в интервью по телевидению.) И она, и Георгий Иванов, оба утверждали, что видели ту листовку своими глазами.
Ореол Гумилёва в глазах русской эмиграции и всего Запада должен был воссиять еще ярче, если он боролся с большевиками. И эта версия, однажды возникнув, могла укорениться в умах ее создателей.
Но ведь и версия советских газет и журналов 1986–1988 годов тоже политизирована. Тогда старались обелить Гумилёва перед советской властью, утверждая, что он против нее не боролся.
Потом стали считать, что самого «таганцевского заговора», участие в котором приписывали Гумилёву, вообще не существовало. Что его сфабриковали в ЧК.
В беседах со мной Ирина Владимировна часто повторяла то, что писала в книге. Это естественно: все важнейшее она туда включала. Но немало было и такого, что в книгу не вошло.
Самое большее, в чем, кажется, можно упрекнуть Одоевцеву, это очень уж розовые краски. Создается впечатление, будто последние годы жизни Гумилёва были легкими. Веселые прогулки по Таврическому саду, розыгрыши, шутки… Тяготы тех страшных лет Одоевцева не замалчивает, но о них – вскользь. «Все дни тогда были веселые. Это были дни зимы 1920/21 года, и веселье их действительно было не лишено безумья. Холод, голод, аресты, расстрелы. А поэты веселились и смеялись в умирающем Петрополе…»[193].
Или: «Так веселились поэты. Так по-детски, бесхитростно, простодушно. Смеялись до слез над тем, что со стороны, пожалуй, даже и смешным не казалось…»[194]; «Все снова смеются. Да, наверно, нигде и никогда так много не смеялись поэты, как “в те баснословные” года…»[195]. «Все были более или менее влюблены»[196].
Ахматова вспоминала о том времени иначе:
«Круглый год в одном и том же замызганном платье, в кое-как заштопанных чулках и в чем-то таком на ногах, о чем лучше не думать (но в основном прюнелевом), очень худая, очень бледная – вот какой я была в это время. И это продолжалось годами»[197].
Но Одоевцева была молода. Это ее первые успехи в жизни, да еще в кругу таких интересных людей. Может быть, первая любовь. Так можно ли ее упрекать, что полвека спустя она с умилением будет писать о тех годах?
В воспоминаниях она оживляла и, наверно, идеализировала впечатления молодости. Но писала и так:
Противоречие? Но разве это противоречие не свойственно Гумилёву? И разве оно не сближает Одоевцеву с каждым из нас?
Когда я познакомился с Одоевцевой, мне показалось, что она пребывала в эйфории по поводу всего, что увидела в Питере и в Москве после шести с половиной десятилетий эмиграции. Уж очень восторженно ее приняли и охаживали: власти, писатели, журналисты. О Гумилёве говорили с придыханием. Мне захотелось напомнить ей, что еще совсем недавно все было не так. Стал говорить ей о жизни в сталинское и послесталинские времена. Будто она в свои девяносто чего-то не знала или не слышала.
Она только улыбнулась:
– Годы не выбросишь из памяти, но вспоминать ужасное надо как можно реже.
Моя откровенность все-таки сослужила мне добрую службу: придала встречам более доверительный тон. А это позволило задать ей довольно деликатный вопрос.
Я знал, что фамилию-имя-отчество Одоевцева взяла себе в 1919 или 1920 году. А до того, по паспорту, была Ираида Густавовна Гейнике. Впервые я услышал об этом от Льва Николаевича Гумилёва. Он подчеркнуто называл ее только «Гейнике».
Слышал я и рассказ Всеволода Александровича Рождественского – с ним меня познакомила его дочь Милена Всеволодовна. Не буду приводить по памяти, потому что в 1994 году она опубликовала воспоминания отца о Гумилёве, и там приведен этот рассказ.
Сборник включает отрывки из путевых записок таджикских, русских, украинских и грузинских путешественников, побывавших в странах Африки с XI по 40-е годы XIX в.
Как узнавали друг друга страны, расположенные в разных полушариях, — Россия и Южная Африка? Как накапливались сведения? Какими путями шли? Через какие предрассудки проходили? Как взаимные представления менялись на протяжении трех веков? На эти и многие другие вопросы дает ответы наша книга. Она обращена к читателям, которых интересуют пути развития отношений и взаимопонимания между различными народами и странами.
Как складывались отношения между нашей страной и далекой Южно-Африканской Республикой во второй половине XX века? Почему именно деятельность Советского Союза стала одним из самых важных политических факторов на юге Африканского континента? Какую роль сыграла Россия в переменах, произошедших в ЮАР в конце прошлого века? Каковы взаимные образы и представления, сложившиеся у народов наших двух стран друг о друге? Об этих вопросах и идет речь в книге. Она обращена к читателям, которых интересует история Африки и история отношений России с этим континентом, история национально-освободительных движений и внешней политики России и проблемы формирования взаимопонимания между различными народами и странами.What were the relations between our country and far-off South Africa in the second half of the twentieth century? Why and how did the Soviet Union become one of the most important political factors at the tip of the African continent? What was Russia’s role in the changes that South Africa went through at the end of the last century? What were the mutual images that our peoples had of one another? These are the questions that we discuss in this book.
Африка Киплинга, Буссенара, Хаггарда Неизведанные дебри, невиданные звери Богатейшие в мире алмазные копи, золотые прииски Все это связано с именем Сесила Родса, который создавал в Африке Британскую империю Его имя носили две страны — Южная и Cеверная Родезия Через основанную Родсом компанию «Де Бирс» и сейчас идут на мировой рынок российские алмазы Что же это за человек, который по словам М. Твена, был «архангелом с крыльями — для одной половины мира и дьяволом с рогами — для другой». Об этом пойдет рассказ в книге.
Предисловие А.Б.Давидсона, известного историка-африканиста и англоведа, к публикации романа «Африканская ферма» и нескольких рассказов и аллегорий Оливии Шрейнер, южноафриканской писательницы английского происхождения.
Герои этой книги известны каждому жителю нашей страны. Многие из них давно превратились в легенду отечественного кино, эстрады, спорта. Но все ли мы знаем о них? Факты творческой биографии, жизненные перипетии наших звезд, представленные в этой книге, сродни увлекательному роману о блистательных представителях нашей эпохи.
Герои этой книги известны каждому жителю нашей страны. Многие их давно превратились в легенду отечественного кино, эстрады, спорта. Но все ли мы знаем о них? Факты творческой биографии, жизненные перипетии наших звезд, представленные в этой книге, сродни увлекательному роману о блистательных представлениях нашей эпохи.
Джон Лили (John Lyly) - английский романист и драматург, один из предшественников Шекспира. Сын нотариуса, окончил Оксфордский университет; в 1589 году избран в парламент. Лили - создатель изысканной придворно-аристократической, "высокой" комедии и особого, изощренного стиля в прозе, названного эвфуистическим (по имени героя двух романов Лили, Эвфуэса). Для исполнения при дворе написал ряд пьес, в которых античные герои и сюжеты использованы для изображения лиц и событий придворной хроники. Песни к этим пьесам были опубликованы только в 1632 году, в связи с чем принадлежность их перу Лили ставилась под сомнение.
Школьник, студент, аспирант. Уштобе, Челябинск-40, Колыма, Талды-Курган, Текели, Томск, Барнаул…Страница автора на «Самиздате»: http://samlib.ru/p/polle_e_g.
Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.
Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.