Наше неушедшее время - [59]

Зачем, почему, какая конференция, о чем? Он по телефону не стал объяснять. Сказал:

– Там поймете.

А когда я отказался, сказал:

– Если бы Вы знали, на каком уровне утверждали Вашу кандидатуру, глупостей бы не говорили.

Что ж, я поехал во Внуково. Сел в самолет. Там были и советские представители, и американцы. Подошел ко мне американец. Представился:

– Дэвид.

Потом я понял, что это Рокфеллер.

Прилетели вечером. Членов нашей делегации я не знал. Американцев – тем более. Утром понял, что глава нашей делегации, академик Георгий Арбатов, один из советников Брежнева по вопросам международной политики. А глава американской – Рокфеллер. Делегации небольшие. Вместе с переводчиками – человек по 15, может быть, 18.

Утром началось заседание.

Первым предложили говорить мне. О ситуации в Черной Африке: какую роль она играет для СССР и для США.

Выступил. Сказал не то, как подавалось в пропаганде, а то, как я это видел. Кончая выступать, думал: «Ну, сейчас не 1937-й. Не посадят. Но все-таки как-то осудят, накажут».

Подошел к Арбатову. Спросил, стараясь улыбнуться:

– Ну что, отработал я свой хлеб?

Он меня понял. И сказал то, чего я совсем не ожидал:

– Вы же профессионал. Мы Вам верим.

Вскоре я понял, почему меня призвали. Хотя мне ничего так и не объяснили.

В Южно-Африканской Республике в 1976 году прошли массовые выступления африканцев. Полиция их подавляла. Положение в стране стало угрожающим. К тому же в Анголе войска ЮАР сражались с высадившимися там кубинскими войсками, которым помогали советские военные советники.

Правительства ЮАР и США были встревожены возможностью резкой советской активизации на Юге Африки. Тревога возрастала с каждым годом. Это отразилось и в издававшейся литературе. В США вскоре вышла книга «Московский вызов жизненным интересам США в Южной Африке»[134]. А в ЮАР даже издали библиографию книг и статей о политике Советского Союза в Южной Африке[135].

Проблемы Африки включили в повестку дня конференции. Вот меня и призвали. И поскольку данный вопрос в программе этих встреч остался, мне пришлось приезжать и в дальнейшем, до начала 1990-х. Постепенно я понял и происхождение, и суть этих конференций. Первая из них состоялась в американском университетском колледже Дартмут. Название «Дартмутские» так за этими встречами и осталось.

Никакого документа, где объяснялось бы, зачем, почему и как проводят эти российско-американские конференции, я не видел. Да я и не уверен, что он существовал, за исключением межправительственной договоренности.

Так что могу судить лишь по своим впечатлениям. К участию привлекались те, кого «наверху» считали экспертами, т. е. знающими проблемы советско-американских отношений. Но не государственные чиновники и дипломаты. А ученые, крупные промышленники, бизнесмены, связанные с мировой экономикой и международными отношениями.

* * *

Кроме общих конференций, проходили и встречи по группам. Их было четыре: мировая политика, экономика, региональные конфликты и вопросы освоения космоса. Я оказался в группе региональных проблем. Ее возглавлял Евгений Примаков.

Впоследствии Дэвид Рокфеллер писал: «Хотя Дартмутские конференции и не изменили хода истории, они явились той площадкой, на которой можно было обсуждать существенно важные вопросы и предлагать новые идеи. Каждый из нас, принимавших в этом участие, независимо от того, был он американцем или русским, узнал что-то относительно взглядов, мотивации и надежд своих партнеров, что сделало невозможным мышление, остающееся только в жестких идеологических категориях холодной войны. Дартмутские встречи разрушили барьеры и сделали перемены возможными»[136].

Мне запомнилась, прежде всего, атмосфера этих встреч. Они были задуманы не для обмена взаимными претензиями и колкостями, не для бесполезных препирательств, а для спокойного делового обсуждения. Этому способствовал и состав участников. Профессионалы. Стремление к делу. К пониманию друг друга. Простота, а не дипломатический протокол.

Я принимал участие в обсуждении всех проблем на этих конференциях, но основной моей задачей было, конечно, выступать в дискуссиях о ситуации на Африканском континенте.

Встречи были неплохо продуманы. Более или менее постоянный состав: все перезнакомились друг с другом, и это создало возможность для немалой доверительности. Обеспечивался прекрасный синхронный перевод. Лучшие переводчики из ООН, Госдепа, Москвы. Многие – из давних российских эмигрантов. Уильям Кремер – он был главным переводчиком Госдепа при переговорах с советскими лидерами – от Хрущёва до Горбачёва. Джордж Шерри – он долгое время был помощником Генерального секретаря ООН. Павел Толстой-Милославский – позднее мы подружились, и он мне показывал русские кварталы Парижа. Директор службы переводчиков ООН Юрий Хлебников. Как-то разговорились с ним, и оказалось, что очерк Николая Гумилёва о том, как в 1915 году из боя выносили раненого офицера – это о его отце.

* * *

Конференция апреля-мая 1988-го, которая проводилась в Остине (Техас) с заездом в Нью-Йорк, Вашингтон и Лос-Анджелес, была необычной. Разгар перестройки. И в середине апреля СССР согласился вывести войска из Афганистана. У всех была надежда на улучшение советско-американских отношений.