Наше море - [6]

И никогда ни одной минуты нельзя быть спокойным, [18] так как боевая обстановка на море меняется беспрерывно, быстро и неожиданно: вот среди волн вдруг показывается на миг перископ подлодки или со стороны солнца появляются черные силуэты «мессершмиттов».

Но вместе с тем офицеры штаба (оператор, штурман, минер, артиллерист) не сидят безвылазно в штабе на плавбазе. Они ходят с кораблями в конвои, участвуют в набегах на коммуникации противника, следуют с тральщиками на минное поле. Так и я получил на этот раз задание проверить организацию службы на сторожевых катерах.

Проверка службы на сторожевых катерах оказалась делом не простым. Катера воевали и редко, а практически почти никогда не собирались всем дивизионом вместе. Они все время в движении, конвоируют в море суда, выходят в дозоры, высаживают в тылу противника разведчиков, и лишь изредка их можно застать в порту.

Кто–то из моряков сказал: «Дивизион сторожевых катеров я всегда представляю либо находящимся в море, либо выходящим из гавани». И в то же время на сторожевых катерах вели вахтенный журнал и навигационный, а также и другие документы — все так, как на большом корабле.

Чтобы побывать на всех катерах, мне придется выходить вместе с командой того или иного катера в море, когда он на задании, или переходить в соседний порт, где можно было застать другие катера. Мне предстояло пройти по всему кавказскому побережью, от главных наших портов Поти и Батуми до прифронтового Геленджика, заходя в Очемчири, Сухуми, Сочи и Туапсе, в большие и малые гавани, туда, где могли базироваться сторожевые катеру.

Через полчаса я уже снова шел протоптанной влажной тропинкой по берегу беспокойной реки.

Вскоре у береговых зарослей я обнаружил замаскированный ветвями деревьев корпус недостроенного корабля — это была плавбаза сторожевых катеров. Шаги гулко раздавались среди железных переборок и палуб. Кубрики и каюты хотя и белели еще свежевыструганным деревом и фанерными перегородками, но были уже основательно обжиты людьми.

На плавбазе меня встретил среднего роста, с обветренным лицом, каштановыми волосами и доверчивыми голубыми [19] глазами офицер. Это был заместитель командира дивизиона по политической части капитан–лейтенант Александр Григорьевич Косидлов. Быстро уложив блокнот в висевший через плечо армейский планшет, капитан–лейтенант поздоровался со мной и предложил:

— Пойдемте на катер вместе.

По дороге разговорились. Косидлов оказался человеком общительным, жизнерадостным. Говорил он убежденно и горячо, и каждый раз, когда улыбался, на лице его появлялись ямочки.

Я знал Косидлова еще по обороне Севастополя, когда он в марте 1942 года пришел в 1‑й дивизион и сменил полкового комиссара Моисеева, человека заслуженного, которого в соединении все любили и уважали. Моисеев был назначен заместителем начальника политотдела нашего ОВРа.

— Здорово помог нам приказ Главнокомандующего от 28 июля! — продолжал Косидлов. — Очень вовремя и крепко в нем сказано: «Отступать дальше — загубить себя и вместе с тем нашу Родину… Ни шагу назад без приказа высшего командования». Мы этот приказ довели до каждого бойца. А как же. Это призыв нашей Родины и партии.

В том, как говорил Косидлов, во всех его поступках и стремлениях видно было, что он любил свое дело и был достойным преемником комиссара Моисеева.

Наконец мы пришли. Небольшой узкий катер вплотную прижался бортом к берегу. От растущих у воды деревьев на мостик и палубу падал зеленый свет, и все здесь казалось спокойным: высокие заросли деревьев на берегу, и безоблачное синее небо над быстрой рекой, и густой запах трав и цветов в неподвижном воздухе.

Я волновался, поднимаясь по сходням на деревянную, недавно политую речной водой палубу сторожевого катера. Приятное чувство, что снова вернулся в родную семью, охватило меня. Любовь к малым кораблям объяснялась тем, что в начале своей службы на флоте мне много лет довелось плавать на торпедных катерах. А первые впечатления о море и кораблях навсегда остаются в памяти моряка. И сколько бы потом ни плавал на других кораблях, сторожевые и торпедные катера навсегда остаются в памяти, как самые романтические корабли нашего флота. [20]

Командир катера лейтенант Петр Чеслер находился на мостике. Быстрый и по–мальчишески задорный, он ловко сбежал по трапу и пошел мне навстречу. Его черные большие глаза весело и приветливо блестели.

— Проводим учение по связи, — доложил он, здороваясь. — Командир дивизиона находится на катере 091!

Я сообщил Чеслеру, с какой целью прибыл, предложил ему продолжать учение. Чеслер посмотрел на рядом стоящие катера, обвисшие в безветрии флаги, и лицо его приняло сосредоточенное выражение. Он молча пошел в штурманскую рубку, взял со столика стопку радиограмм, над которыми работал его помощник, прочитал их и снова поднялся на мостик.

Я уже собрался было перейти на катер 091, чтобы встретиться с командиром дивизиона, но в это время вахтенный сигнальщик принял семафор: «Отбой учению. Катера к бою и походу изготовить.

Командир дивизиона».

Чеслер выслушал сигнальщика и довольно улыбнулся. В море, в поход! Это гораздо интереснее, чем заниматься учением по связи. Он перешел на правое крыло, перегнулся через поручни и громко — как это любят делать старые артиллеристы — скомандовал: