Наше море - [2]

А фашисты были близко. На берегу вспыхивали прожектора и шарили по воде, взлетали осветительные ракеты, сыпались пулеметные очереди и рвались снаряды. От близких разрывов и сотрясения корпуса на катере «Ильич» вышли из строя моторы, и он остановился. Момент был критический. Командир КТЩ был еще не опытный, и Павел Михайлович Мохначев, как старший по званию, принял командование на себя. В таких случаях говорят: «Промедление — смерти подобно!»

— Приготовить буксир! — приказал он командиру тральщика лейтенанту Мельникову. А на тральщик «Реввоенсовет», идущий впереди, передал семафор: «Принять буксир!» Так и сделали. Теперь оба тральщика хотя и медленно, но двигались. Надо было как можно быстрее выйти из зоны огня, оторваться от берега. Поэтому решили передать на «Реввоенсовет» продовольствие и компас с катера «Ильич» и перейти туда самим. Пока занимались перегрузкой, мотористы «Ильича» снова ввели в строй свою машину. Теперь тральщики, чтобы меньше привлекать к себе внимание фашистов, решили следовать каждый самостоятельно. Поврежденный тральщик «Ильич» шел так медленно, что только на рассвете июльского дня вышел в открытое море. Скорость была всего четыре узла. Моряки знают, что идти с такой скоростью — это почти что топтаться на месте. И все–таки тральщик шел, над ним пролетали немецкие самолеты, но либо цель казалась им неподвижной, либо они вовсе не замечали маленький корабль.

Командир КТЩ лейтенант Мельников распорядился укрыть всех бойцов в трюмы и кубрики, и палуба осталась пустой, как на покинутом корабле.

Иногда самолеты сбрасывали бомбы и на бреющем полете открывали огонь из пулеметов по тральщику, но маленький корабль оставался невредим.

Вот так, без запасов продуктов питания и пресной воды, без компаса, тральщик «Ильич» один медленно продвигался среди необозримого моря. Шли часы, сменялись сутки. Мохначев днем ориентировался по солнцу, а ночью по звездам, и тральщик все больше склонялся к югу, подальше от крымских берегов и возможной встречи с противником.

На пятые сутки измученные люди увидели вдали гористые берега. Нет, это были не Кавказские горы. По характерным контурам побережья Мохначев определил, что перед ним открылся турецкий берег примерно в районе Синопа. И хотя у моряков уже не было ни капли пресной воды и ни крошки хлеба, они не вошли в турецкие территориальные воды, а повернули на восток, к своим берегам, к Батуми. Последний отрезок пути оказался самым трудным. Шли уже шестые сутки похода, на борту находилось пятьдесят шесть человек — голодных, измученных и раненых бойцов, но это были советские люди, и они терпеливо переносили невзгоды.

На шестые сутки, когда до Батуми было еще далеко, на раскаленном знойном горизонте показался силуэт военного корабля. Никто не знал, чей это корабль. А от сильного переутомления, от напряжения стольких дней, проведенных в открытом море в ожидании возможной встречи с фашистами, и Мохначеву, и командиру катера Мельникову показалось, что появился корабль противника. И шел он прямо на катерный тральщик.

Мохначев подал команду:

— Приготовиться к бою!

У него был дерзкий план. Если фашистский корабль подойдет вплотную, внезапно открыть огонь, занять палубу и овладеть кораблем противника. В случае неудачи — драться до последнего. Флаг ни в коем случае не спускать, живыми в плен не сдаваться!

Все залегли на палубе, изготовили автоматы и пулеметы, а у некоторых бойцов нашлись и ручные гранаты.

Наступили минуты грозного и томительного ожидания. Тральщик не менял курса, и неизвестный корабль все приближался. Воспаленными глазами сигнальщики не могли никак опознать, что это за корабль, чей он? Наконец в сильный артиллерийский бинокль Мохначев разглядел человека, стоявшего на правом крыле мостика, и первое, что бросилось в глаза, — развевающаяся на ветру длинная раздвоенная седая борода.

Такая борода была единственной на Черноморском флоте, и принадлежала она известному моряку — капитану [9] 1 ранга Григорию Александровичу Бутакову, которого Мохначев хорошо знал. От сердца сразу отлегло.

— Наш корабль, свои! — обрадованно крикнул Мохначев бойцам, и тотчас вся верхняя палуба заполнилась людьми. Они размахивали бескозырками, кричали «ура!».

Это был сторожевой корабль Черноморского флота, на гафеле которого развевался советский Военно–морской флаг. На тральщике «Ильич» подняли свои позывные.

Через некоторое время сторожевой корабль подошел еще ближе.

— Свои… из Севастополя! — доложил в мегафон командир тральщика Мельников. Сторожевик взял тральщик на буксир. Люди были накормлены, а раненым оказана помощь.

В кают–компании сторожевого корабля Мохначев встретил своего однокашника по военно–морскому училищу штурмана Смирнова. Тот долго смотрел на него и не мог признать в худом, обросшем, с воспаленными глазами человеке старшего лейтенанта Мохначева.

Утром следующего дня корабль с тральщиком на буксире ошвартовался в порту Батуми. На берегу росли зеленые пальмы, спокойно проходили люди, настежь были раскрыты двери кофейни.

КТЩ «Ильич» был последним из кораблей нашего соединения, вернувшихся из Севастополя.